— Ну, ладно, — повторил Карпатиу, снова откинувшись назад и задумавшись. — Всем нам плохо, не так ли? Я скорблю об утрате двух соратников, один из которых был моим другом в течение многих лет.
Бак почувствовал холод в животе.
— А теперь, Бак, я хочу поговорить с вами как с журналистом. И мы попросим нашего друга Планка оставить нас вдвоем.
Стив встал и спокойно пошел к дверям, слегка потрепав Бака по плечу. Бак мучительно осознал, что теперь он оказался один на один с Карпатиу и помочь ему может только Бог. Они сидели буквально лицом к лицу, почти упираясь друг в друга коленями.
Но это длилось недолго. Неожиданно Карпатиу встал и, обойдя свой стол, подошел к председательскому креслу. Прежде чем сесть он нажал кнопку селектора, и Бак услышал, как позади него открылась дверь. Прошептав «извините», Хетти Дерхем поставила выдвинутый стул на место. Уходя, она слегка поправила положение стула, на котором сидел Стив. И так же тихо исчезла. Баку показался очень странным этот явно разработанный сценарий всей встречи, начиная от формального объявления его прихода и до того, кто где должен сидеть. Теперь, когда кабинет вернулся к первоначальному виду и Карпатиу устроился за своим массивным столом, видимость равенства полностью исчезла.
Однако Карпатиу все равно не утратил обаяния. Он скрестил пальцы и посмотрел на Бака с улыбкой.
— Камерон Уильяме, — произнес он медленно, — скажите, каково это — быть самым знаменитым журналистом нашего времени?
Ну что это за вопрос? Может быть, Бак именно потому был хорошим журналистом, что никогда не задавался такими вопросами.
— В данный момент я — разжалованный литературный поденщик, — ответил он.
— К тому же великий скромник, — сказал Карпатиу, улыбаясь. — Я хочу вам сказать, что хотя ваши акции в «Глобал уикли» упали, они не упали в глазах всего мира и, безусловно, не упали в моих глазах. Я был расстроен вашим отсутствием на моем собрании больше, чем ваш издатель. Он явно перегнул. Но оставим это и пойдем дальше. Одна ошибка не перечеркивает всех достижений жизни.
Карпатиу остановился, как будто ожидая ответа, но Баку все больше нравилось придерживаться принятой линии поведения: отмалчиваться. По-видимому, это как раз и было правильным по отношению к Карпатиу. Безусловно, так научил его вести себя Бог во время того кровавого собрания, когда Карпатиу заставлял всех говорить, что же они видели. Бак был убежден, что тогда молчание спасло ему жизнь.
— Кстати, — сказал Карпатиу, когда ему стало ясно, что Бак так ничего ему и не ответит. — Когда Вы закончите вашу обзорную статью о теориях исчезновений?
Бак не смог скрыть своего удивления.
— Фактически я ее уже закончил.
Карпатиу пожал плечами.
— Стив говорил мне об этом. Я был бы рад познакомиться с ней.
— Боюсь, что до тех пор, пока я не сдам в «Уикли» окончательный вариант, я не смогу показать ее никому.
— Но они уже ознакомились с вашим рабочим вари антом?
— Конечно.
— Стив говорил, что вы хотели бы получить от меня одно-два высказывания по этому поводу.
— Честно говоря, только если у вас есть что-то новенькое. Я думаю, что ваша точка зрения так широко распространена благодаря радио и телевидению, что она не будет новостью для наших читателей.
Казалось, Карпатиу обиделся.
— Я имею в виду, — уточнил Бак, — что вы по-прежнему придерживаетесь идеи, будто это ядерная реакция природного происхождения, не так ли? Что электрические разряды в атмосфере производят спонтанное взаимодействие с накопленным ядерным оружием и…
— Вы знаете, что ваш друг доктор Розенцвейг придерживается именно этой теории?
— Я знаю это, сэр.
— Она будет представлена в вашей статье?
— Обязательно. Вопрос состоял в том, не изменилась ли ваша точка зрения. Если она осталась прежней, мне не нужны дополнительные цитаты.
Карпатиу посмотрел на свои часы.
— Как вы знаете, у меня очень жесткое расписание. С поездкой все было нормально? Удобно устроились? Хорошо позавтракали? Доктор Розенцвейг проинформировал вас?
Бак кивал в ответ на все эти вопросы.