Это был первый раз, когда я увидел Ее, такую радостную, прекрасную, лучезарную; Она назвала меня по имени; Она просто видела и видела меня; Ее горло слегка трепетало, но Она не произносила ни слова, я Ее созерцал, а Она меня — видела!
ЭТО МГНОВЕНИЕ ДЛИЛОСЬ ВСЕ ВРЕМЯ — ОНО ТАК И НЕ КОНЧИЛОСЬ. Шелест бриза простерся у Ее ног, птицы простерлись у Ее ног, море едва не касалось Ее ног, Она легко стояла на лунном затмении, словно охватывая Бесконечность, которая быпа Ею самой. Ее лицо было нежно и прекрасно, Ее руки были сложены ладонь к ладони, и Она улыбалась — счастливой улыбкой, — я сразу же понял, что это Владычица Небесная. Сама Богиня, Хуан Диего теперь был менее сдержан, по-своему, своим языком рассказывая об Откровении. Он говорил, будто вспоминая, заново переживая вслух то, что произошло тогда.
— Ее взгляд словно растекался по всему тому, что окружало нас, Она созерцала свой мир и улыбалась его красоте, Она смотрела на Океан, Ее взгляд наполнялся любовью, а временами — я замечал это — Она обращала его на свое звездное покрывало и созерцала самое себя, погружаясь в интроспекцию. И в Ее взгляде светилась Ее возвышенная сущность, а потом Она вновь обращала его на море, а на золотом пляже, как часть его, стоял я, стоял и смотрел на нее; и Она тоже видела меня. Так мы и стояли, не знаю сколько времени, пока Она не сказала мне: «Не прячься больше, где бы ты ни был и куда бы ни шел, я найду тебя».
И Она исчезла на фоне своих звезд, потом рассеялся свет радуги, в которую Она вошла, а потом море, вернувшись к своему естественному состоянию, снова начало биться о берег всей своей синей мощью. А я остался там, с расширенными от боли глазами, с пронзенным сердцем, я бросился на песок, словно в агонии бесконечного восторга, и в конце концов уснул.
Я думал, что этот первый раз будет и последним. Поэтому, проснувшись, я собрал на большом пляже высохшие куски дерева — то, что осталось после кораблекрушений, на пастбищах — сухую траву и все, что могло гореть. Я нашел камень размером с мой кулак, водорослями перевязал его накрест (как бы разделив на четыре части), и бросил в огонь, чтобы разжечь костер. Костер вспыхнул как пожар, кусков дерева было много, и они были крупные, так что добрую часть пляжа будто окрасил закатом «треск» пламени, а во мне бились его отблески. Мой энтузиазм был так велик, и чары еще не отпустили меня, все мое существо сотрясалось, и я решил станцевать в честь Владычицы Богини, которую мне довелось увидеть.
Я ощущал благоухание Ее исступления и Бесконечность Ее существа, парящего там, сохраняющегося там, укрытого покрывалом. Ее творения — Она создает жизнь, чтобы медленно рассеивалась тайна тумана, окутывающего нас до взрыва исступления, порожденного созерцанием Ее.
Я мог бы созерцать Ее целые века, века, на протяжении которых время, отпущенное мне на целую вечность созерцания Ее Блаженства, не уменьшилось и не увеличилось бы, и я наслаждался бы тем, что вижу Ее.
Я начал танцевать, хватаясь за языки пламенного сияния, прикасаясь сердцем и мозгом к вздыбившемуся пеплу, к загоревшимся волнам, к гладко легшему песку, к священному звуку тишины и вечному ритму дыхания: бум-бум, бум-бум, бум-бум… До полного изнеможения, наступившего в конце этой ночи, когда угасший костер распростерся серой звездой, как либидо священного пепла, в который я зарылся, чтобы не превратиться в скелет на холодном, как камень, рассвете.
Там я и лежал, солнечный свет уплывал в открытое море; солнце еще не встало, и только что занявшаяся заря напитывала своими красками рассвет, когда Владычица явилась снова — Она показалась мне еще прекраснее, чем прежде, — Она была той же самой, на этот раз мои глаза глянули в глубь нектара Ее зрачков, и на этот раз Она простерла руку и сказала: «Благословен мир Океана-Земли, и благословенны мои дети, и ты, Хуан Диего».
После этого Она сразу же убрала простертую руку и опять соединила свою ладонь с ладонью другой руки, жестом милосердия, держа внутри этого пространства биение бесконечного Океана—я заметил это, — и ушла. И тогда я покрылся Ее Благодатью, я вдыхал ее, я прикасался к ней, это был светящийся туман, это было небо во всем, небеса во всем, осиянные молнией во всем, внутри, внутренние небеса внутри, а снаружи — снаружи безграничные небеса. Я дышал воздухом, и это не был воздух: я дышап небесами, которые входили в меня отовсюду, и пепел осыпался с моего тела, слетел кротким вихрем и лег на свое место в угас шей звезде зажженного костра.