По крайней мере, он благословил землю, на которой мы родились (лучше, чем все мы).
— Странная ночь, — сказал дон Хуан. Уходя, он оставил меня одного. Оставил мое тело одно. Без костров. Он увел с собой моих неразлучных спутников. Конечно, я не жалею об этом, только вот я — мифический — остался в пепле. И я кашляю. Я вспоминаю одно из его последних слов и дрожу: «Плачьте не обо мне, плачьте о себе и о своих детях». Я действительно дрожу. Что будет с нами?
История показывает, что мы бесконечно малодушны, мы, граждане с бумажником и всем таким прочим, и что нас похоронит неизвестно кто и неизвестно где, в общей яме, где окажемся все мы. И там, среди ночных теней, будет лежать какая-нибудь паршивенькая надгробная плита, а если кого-то это не устраивает, пусть велит сжечь себя в крематории.
Ночь затмения. Мои камни не загораются. Из моего рта не исходят заклинания. Я не изрыгаю бабочек. Мне нужны деньги, чтобы жить и платить налоги. Из-за пумы пропадет следующее воскресенье. Идет дождь. Эта ночь тридцать первого января две тысячи второго года… и я осеняю себя крестом: Христос, Боже благословенный, прости нас всех и благослови нас.
Это какой-то странный дождь, он кислый, и от него гаснут костры. Мое настоящее имя — Никто. Говорят, что я удалился в пустыню. Так оно и было, потому что моих останков не нашли и не найдут, конечно же нет. Я забрался в самую глубь Божией пустыни, чтобы утолить жар Костра. Потому что я некоторым образом тоже воспламеняюсь. Ночь-перебежчица. Ночь печали. Ночь без братской трапезы. Она даже не в одиночестве Бога, это ночь отступления. Озноб.
Вдали какая-то собака скулит от боли, наверное, получила от кого-нибудь пинок, если бы этот человек знал, что пес, которого он пнул ногой, вполне может быть Хуаном Диего!
Что случилось?.. дело в том, что Хуан Диего надумал побродить там и унес с собой всякое вдохновение, проблема в том, что и дон Хуан, и мои неразлучные спутники последовали за ним. Оставив меня в ожидании до завтра.
Маримба* арок порталов порта Веракрус громыхает — до завтра, оставь все до завтра; весьма по-мексикански. Тревога, тоска.
История — надувательство, — говорю я, — сплошное надувательство. А что же Тонанцин?
Она знает. Кому какое дело?
А Кецалькоатль?..
Этот миф…
Еще по стакану для всех, я угощаю. Еще одна путаница. Еще по стакану для всех и для хозяйки дома. В конце концов, никто ни в кого не верит. История нашей Мексики.
*Маримба (marimba) — традиционный латиноамериканский музыкальный инструмент, напоминающий ксилофон (исп.).
Потому им и приходилось зажимать себе носы посреди проспектов Инсурхентес, Сур и Кеведо. Они категорически запретили мне давать консультации для какой бы то ни было книги на эту тему, вступать в какие-либо контакты и спрашивать чьего бы то ни было мнения, однако же — ничего себе контраст — велели мне издать свою книгу как можно скорее, пока Его Святейшество Папа не протянул ноги (несмотря на все уважение, которое я к нему испытываю, он волей-неволей протянет ноги, если только не захочет, чтобы его поместили в доиспанский сосуд, потом в плаценту, в матку, и отвезли в Сочикалько*).
Опасность этого издания заключается в том, что оно может открыть миф и обнажить клык койота из мифа, обнаружив, что известный архитектор [sic], археолог из Калькуттского университета (даже если он называется UCLA**), отправился вслед за миражом в пустыню есть кактусы, не взяв с собой ничего, с надеждой не вернуться. Но койот, который сосал его кровь, проглотил его, потом изверг обратно, и он снова появился неподалеку от Теотиуакана, почти на уровне истории Истлана (Астлана), возникшей там же. Мои прежние друзья узнали об этом. Или по крайней мере смогли себе это представить. Приходится ходить везде с удостоверением личности, таская его за собой, как обезьяна уистити свой хвост. Ну и ночка!
…Дождь перестал. Промокла только развешанная одежда, намокло и мое распростертое сердце. Я понемногу, словно речь идет о заклинании, сплетаю и расплетаю бельевую веревку, голова, кости, ногти (точно так, как говорил Сартр), каждый повешенный там эшафот, то ничтожество, которым являемся мы. Каждый полярный член голубого стада Северного Оленя — этого оленя-молнии, — который в это мгновение приходит в себя после обморока странной ночи и освобождается: кто знает, как и почему (о Боже!) на спине у него выросли крылья, и он взмывает в воздух.
Сочикалько — место древнего поселения индейцев-тольтеков, расположенное к югу от нынешнего мексиканского города Куэрнавака. * UCLA — аббревиатура от англ. the University of California, Los Angeles (Калифорнийский университет, Лос-Анджелес).