Она знает, почему, как и когда, в истории, полной тлеющих углей, все еще царит печальная ночь; нужно пролить немного мирры на сердце, и нужно обладать большим чувством искрящегося юмора, чтобы общаться с разыгравшимся бесенком. Ты отлично знаешь, что хозяйка уединенного приюта начинает скользить, как только закрывает ограду.
Заброшенный вокзал поблизости от Моста, по которому ходит туда-сюда Хуан Диего, заполу-чил телеграфный тик, потому что он, как лунатик, получает — без проводов и без электроэнергии — и собирает обрывки сообщений азбукой Морзе, идущих неведомо откуда неведомо куда. Нет ни приемников, ни пропеллеров, ни прочей техники, маятник принимающего устройства улавливает «трис-трас, трис-трас, трис-трас». И призрачный поезд тащится, не останавливаясь, бесконечной, непрерывной линией. Вот это «трис-трас» с помощью сверхчувствительного приемника, оставшегося от подсознательного радара заброшенных подъездных путей, улавливает появление Хуана Диего на Мосту. Но в обшарпанном кабинете покинутого вокзала нет никого, кто принял бы основное послание. Только лисы укладываются на шпалы и наблюдают за благословенным странником…
ПАССАЖ О РАССВЕТЕ НОВОЙ ВСТРЕЧИ. И вот я валяюсь там, совершенно измочаленный, ошалевший и, как естественное следствие этого, исполненный сладострастия, — воды нет. Ночь иссушила источники текущей с гор струи, сумрачная ночь иссушила мозги у колибри и сов, и они остались, как и я сам, висеть на ветках, высушенные, как неподвижные песчаные тела.
Но по мере того как колдовство ослабевало — ведь нет такого зла, которое длилось бы тысячу лет, — мускулы тела начинали отвечать мне, уснувшие органы пробуждались, пока в конце концов, незадолго до рассвета, вдали, около Истаксиуатля, между Попокатепетлем* и знаменитым — проклятым — Проходом Кортеса, не появилась тень, которую я узнал. Удивление первой молнии: Меркурий. Дон Хуан наливает напиток, подает мне стакан и говорит: Ладно, давай, собирайся с силами. Мир продолжает плести заговоры, нужно радоваться, чтобы произошло совпадение с его кострами. La dama inmovile**, хозяйка лестниц, уже вся изнылась по поводу твоего позорного существования. Она считает тебя не таким, каков ты на самом деле, а таким, каким ты кажешься, а она кажется не такой, как есть, а такой, какой она себя считает. Вот так. Настоящая басня. Так что давай-ка встряхнись, сбрось эту наводящую тоску маску, которая так мешает, и вернись к радости жизни, — не ровен час, Святому-Шаману взбредет в голову заглянуть сюда. Постарайся убе жать, если можешь, прежде чем он надумает послать тебя куда подальше. Беги в Аргентину, будь уверен, Хуан Диего ни за что на свете не сунется туда, чтобы бродить по их сонной пампе и вместе с ними травить себе душу их тоскливыми танго. А то еще, не дай Бог, он окопается на Огненной Земле и примется за какую-нибудь аргентиночку, свихнется из-за нее и превратится в разнежившегося юнца. Представь себе, этот камень, этот кирпич…
Юмор у тебя действительно черный.
Это из-за твоей жалостной физиономии. Спорим, я угадаю: если ты поздороваешься с ней, она обольет тебя презрением.
Ты угадал.
Послушай, бесполезно надеяться, что ей что-то понра вится, если ей так неуютно от самой себя, жребий брошен.
Вулканы мычат. Это идущее из их нутра мычание слышно издали, наверное, это он ходит там, разжигая свои костры. Я вместе с нашими неразлучными спутниками ухожу в Гималаи, я это хорошо придумал. Хилый рассвет. Надо захватить его врасплох и плеснуть себе в лицо водой, отпереть птичьи клетки, пойти в зоопарк и там освободить, рискуя, что нас схватят на месте, нескольких диких животных, чтобы восстановить биосферу; идти вслепую, чтобы не слушать, не видеть, не слышать. Китайский синдром — эта страна революционизируется, когда ее гражданам становится совсем плохо, — предложение: не вызывать сегодня Хуана Диего. Предпосылка: пусть всем займется дон Хуан.
Истаксиуатль, Попокатепетль — знаменитые мексиканские вулканы. *La dama inmovile — неподвижная дама (ит.)
Они посмотрели в глаза друг другу — мы смотрим в глаза друг другу — на их сетчатке еще виднелись легкие очертания фигур, окружностей, плывущих одна за другой, оставшихся от ночного путешествия. По эту сторону миров (в то время как по другую сторону некоторые обсерватории заметили галактический мусор) — странная направленная пертурбация — она словно повиновалась некой умной воле, едва не касаясь всех девяти планет Солнечной системы. Наверное, это была гроза из одиноких метеоритов, превратившихся в бродячие кометы. А может, это просто стрела последнего мощного солнечного выброса в этом году, предвещающем бури в Короне. Кто-то запустил одинаковые зонды, потому что одновременно появились пять следов, перемещающихся в направлении планет, кто может осуществлять такие запуски?