Эта трепещущая пустыня, этот осенний Пейзаж, почти идентичный Карте трепещущей в нас души. Перед этим пейзажем дон Хуан затаивает дыхание, вспоминая, что на его веках, как капли пота, выступают струпья век, подобно тонкой шелковой шелухе, что падала, когда он моргал от переливов света и дышал Зимой той пустыни, любимой пустыни индейца яки, апачей, чероки и скитальца-ацтека.
Мои ноги так же крепки, как эта лежащая в перекрестьях земля. Они также стары, так же покрыты пятнами, как слои влажного ила времен, образующие скалу. Я признаюсь в этом… — говорит он своим голосом, похожим на голос вьюги.
Я люблю мир, и я приглашаю тебя, дон Хуан, хотя мне известно, что ты знаешь все это наизусть, прояснить этот мир и другие миры, ибо на твоих и моих глазах выделится Океан-Земля.
Плацента, на которую Дева возлагает свои бессмертные мысли.
Она сказала мне: «Хуан Диего, среди заброшенных миров и их беспредельных пустынь жизнь — это блеск травы, костер, подобный далекому свету в открытом море, остров в одиноких пространствах».
Когда Она шепотом высказывала эти мысли, я не мог понять. Она ли это говорит со мной или я с Ней, все эмоции во мне били через край и были обострены, я сознавал, что являюсь поверен ным, необходимым Ей, чтобы вновь утвердить красоту Ее творения наилучшим образом. Я был ошеломлен и растерян, ведь, говоря со мной так, Она открывала мне доступ к своим сокровен ным мыслям. Она говорила со мной так, как говорила бы с кем угодно, но со мной не было никого, значит, Она говорила именно со мной. Она сказала мне, что создает своих детей не где попало. А еще сказала, чтобы придать сил моему сердцу — это было очевидно, — что не собирается знакомиться больше ни с кем, поскольку ни к кому другому у Нее нет такого доверия, как ко мне. и что Она просит всего моего внимания и всей моей воли, чтобы проявить Себя.
Дон Хуан перебивает его: — Я не могу себе представить, чтобы такое предложение прозвучало из Ее уст. Никогда не было и никогда не будет клана Хуанов Диего.
Я ощутил твое исступление. — Дону Хуану было уже невмоготу выносить столько истин, как и ту крайнюю позицию, которую позволил себе занять Хуан Диего, я по нимал, что, когда дон Хуан прерывает монолог Хуана Ди его, он делает это, чтобы тот немного поостыл, а мы передохнули.
Я могу проникнуть в твое Блаженство, а там, Святой-Шаман, мы очень разные. Я — отшельник пространств и вершин, пустынь, рек и морей Стихии; ты же помазан. Досточтимый Хуан Диего, ты чужд всякому малозначительному признанию, ты принадлежишь к Семье, наиболее близкой к Создателю Вселенной — неза висимо от того, признаем мы это или нет, — это не имеет значения. Святой-Шаман, живи ты в другие времена, со звездие Орион называлось бы созвездием Хуана Диего или Медведицей. Обители отшельников были бы сейчас увиты розами и наслаждались бы крохами от братской трапезы; в них еще звучало бы эхо шагов твоих босых ног.
Скажи мне что-нибудь, Хуан Диего, скажи нам что-ни будь, досточтимый Шаман, я прошу тебя об этом, я тебя прошу, потому что знаю тебя и позволяю себе просить у тебя ответа: как могут люди с кожей цвета корицы или люди любой другой расы иметь доступ к своему Святому-Шаману?
А для чего вы хотите раздвинуть дымовую завесу, которую сами же и повесили? Ведь мы уже много веков живем с этим закрытым занавесом, почему это вдруг вы так разволновались?
Потому, что мы должны учиться у тебя. Потому, что мы — никто из нас — не можем позволить себе роскоши лишиться тебя. И если уж по какой-то причине мы тебя потеряли, то должны найти в своей памяти следы сущест вования того, кто достиг вершин крон деревьев — генеало гических древ, — произрастающих на нашем Континенте.
Досточтимый Шаман и Святой, мы должны воспользо ваться преимуществами, которые нам дает твое безмерное, настолько свойственное тебе благоволение, мы должны проникнуться ощущением его и тем или иным образом броситься в распахнутые пространства, чтобы нас озарило сотрясающее тебя сияние. Я действительно думаю, что это сблизит нас с миром. И тогда мы сможем узнать друг друга в мире, хотя и не имели этой великой удачи — ночевать вместе с твоими извечными Богами и учиться тому, что открывает их «чешуя». Мы должны признать нашего достопочтенного и благословенного Святого-Шамана, исчезнувшего, но неуничтожимого, Святым Покровителем Америк. Для того чтобы питаться от мира, который ты любил, и отражаться в нем, нам нужна краска из твоих корней цвета корицы. Быть может, досточтимый Шаман, мы, некоторым образом похожие на тебя цветом нашей кожи, принадлежим к твоей семье, и мы признаем себя равнодушными. Но мы, так же как и ты, являемся частью глубокой Мексики, а ты — Мост.