Удивительным образом — мы этого не заслужили — мы превращаемся в мираж, в зеркало воды, в отражение воды, в водяной континент, в сосуд с водой. И в огонь. В живую воду, наполненную светом, она как стратосферическое покрывало чистого существования. А Шаман, которым я являюсь, знает, что если любое рождение — это нечто невероятное, то, пережив это потрясение свидетельством невероятного, можно удостоиться Рождения свидетелем происходящей повсюду вечности. Жить без этого знания означает потерять жизнь, потерять жизнь, не ведая этого события, это означает стать слизняком без всяких мыслительных способностей, омерзительно прилипать где угодно, жить бесполезно и умереть без стыда, и тогда трудишься на благо Короны или ее прихвостней или вслепую, каждое мгновение предавая Смуглую Деву; забывая, что мы находимся на небе (для современных знаний это просто стыд и позор).
Бум-бум, бум-бум, бум-бум…
Продолжается тайна этого благословенного звука и низкого звука трепета бездн Пространства, это вихрь крови, пульсирующей в сердце, что за пределами, там, внутри: бум-бум, бум-бум, бум-бум…
— Каким ты представлял себе Хуана Диего?
- Я никогда не думал о том, какой он.
— Его двойственная личность идентична двойственному миру света-тени, дня-ночи. Шаман — это оборотная сторона Святого, иногда Святой бывает для Шамана днем, и он бродит наобум во мраке бездн; а временами Шаман становится днем для Святого, и Святому приходится соскальзывать в вечную ночь. Когда Шаман крепко держится за слепой свет небосвода, это ночь для Святого, и таким образом они составляют полный, круглый мир.
С другими святыми такого не происходит, их природа обладает лишь одной стороной чар, поэтому им приходится должным образом входить в затмение, чтобы понять другую сторону вещей, знать только ослепительный свет света дня — это чудесно, однако Хуан Диего движется еще и по небосводу звезд (познавая этот небосвод звезд, обладая им, преследуя его, открывая его, любя его и живя в нем).
Изучение иных солнц, бесконечного Пространства и ослепительного света лазури, присущей дню, наполненному множеством красок, дало ему огромное преимущество перед другими святыми. Только ему из них всех Дева продемонстрировала такое величие и полноту любви — явилась перед его взором, чтобы исполнить обещанное: сделаться зримой, чтобы другие глаза увидели Ее глаза и смогли смотреть на Нее.
Это не стало возможным ни для какого другого святого. Святой созерцает Блаженство, а Блаженство созерцает его и проникает в него. Но он не может открыть источник божественного, его Благодати, не может сказать кому-нибудь: смотри, узри, смотри, и на тебя тоже устремлены глаза. А Святой-Шаман опирается на свою магическую культуру и возвращается озаренным и указывает на источник своего Блаженства.
Поэтому Курия избегает его. Потому что она еще не понимает его, потому что Курия не соучаствует в братской трапезе, она ревнива, от нее мало толку, она близорука, лжива и чужда. В Ватикане никогда не стремились к смирению. Это нечто несообразное, но именно так оно и есть, это заставляет Курию отделять себя от Блаженства, чтобы продолжать существовать, по их словам, потому, что они не доверяют своей вере, потому, что их вера легковесна, она не выдерживает присутствия невинных и простодушных, и они завладевают ими, но их общность крепка, как свинец мрамора их основ.
Блаженство, которое не сопутствует своей Короне, а только носится со своим логосом, — это все равно что желание разделить с Христом ту вечерю без стола, без хлеба и без вина. Наш терпеливый и беспокойный Святой-Шаман отходит в сторону, чтобы его Народ мог непосредственно созерцать Ее глаза. Потому что если Она выполняет свое обещание — он так и не понял, как могло произойти это невероятное событие, — когда Она выполняет его, он тоже выполняет. Он становится прозрачным и незаметным, без всякого обмана или ego, в полном Блаженстве акта милосердия. Она знает об этом. Поэтому Она доверяет ему, ибо знает, что он не столкнется ни с какой надобностью, Она находит и пленяет его, чтобы свершился акт созерцания его Ею и Ее — им.
…Он останавливается. Его голос меняется, временами говорит Хуан Диего, а временами — дон Хуан, и оба, беседуя в моем присутствии, разрывают таинственную завесу.
Курия не может извиняться. Они способны — так же как они делали это в других случаях — заявить: «Мы приносим свои извинения Америкам». Ты увидишь, до какой степени они способны делать подобные лживые заявления. Ты увидишь, как их действия постепенно приводят к их ежедневному умыванию рук. Но для нас это не имеет значения. Нам наплевать на них. Мы тоже повернулись спиной к Святому-Шаману. Мы поверили в сказку, однако основное случилось, тайное преступление налицо, главная встреча состоялась, и судьба братской трапезы решена… …но мы на все эти годы потеряли Святого Покровителя Америк.