Возникают мысли и тоскливые желания, порождающие горечь. Многочисленные перемены так легки и неощутимы, биение сердца так трагично, что это перевоплощение человека, являющегося Шаманом, в Святого становится одобрением его судьбы. Луч шаманского инстинкта скользит на рассвете ночи, всю ночь дон Хуан бдит, не позволяя себе приклонить голову. Дверь открывается. Я привязываю дверь арканом, чтобы она была как запертая. Я надеялся удержать их у себя, и дон Хуан подтверждает мне это: «С тобой останутся только твои неразлучные спутники».
И все же — Дева, Владычица Небесная, застала его врасплох. Восторг был его природным инстинктом. Благодать вводит его в состояние блаженства, но не сна.
Подобные слова слышатся веками. Мы, на протяжении всей своей жизни, даже старались изо всех сил не произносить их. Повсюду поднялись холмы и огромные Пирамиды, сторожевые башни и так далее, и все это устремлено вверх. Устремлено к Ней и посвящено непосредственно Ей, Владычице Небесной, но не на алтарях, не в каких-либо вместилищах человеческого величия, а посреди Стихии, такой, как она есть. Шаману для его искусства — необходимо, чтобы мы поняли это, — нужны только его собственный инстинкт и страсть его экзистенциального ощущения, он должен распахнуть свои чувства, чтобы улавливать ими весь мир — сверху донизу, неусыпно.
Он вынимает свои глаза и кладет их где-то. Он вынимает свое сердце, отделяет его от вен и кладет его где ему вздумается, чтобы оно дышало, или засовывает его в листья или в тростинку, или делает в нем отверстия, чтобы оно служило ему флейтой, и бредило вспышками его чувств, и облегчало его дыхание, и танцевало.
Она знает все это. Иногда, когда Она появляется рядом с ним, он даже не смотрит на Нее, или Она замечает, что он смотрит на Нее глазами своих волков.
«Ты знаешь мои солнца, погруженные в трепещущие жизнью закаты», — сказала Она ему.
«Ты знаешь, как дойти до моих закатов, и я видела, как ты вглядываешься в пределы одиночеств моего сердца, поддерживая огонь в своих кострах. Я знаю тебя, ибо я всегда видела, как ты странствуешь там».
Хуан Диего понимает, что Она знает его. Это любовь. Переведи: Необъятность — это любовь. Она — Любовь.
Если тот, кто любит, знает то, что он любит так глубоко и проникновенно, — Она знает его как никто другой. И он знает Ее во всех Ее созданиях, потому что любит жизнь, сотворенную Ею. Он восхваляет жизнь, которую любит Она, и входит в реки времени, которое любит Она. Она знает Бога, а он — нет. Знать Бога невозможно. Он знает Блаженство, которое наполняет и отравляет его. Она родила Христа — не распятого, свободного, без цепей, — родила Его из своего чрева, и Она знает Его как никто другой. Он любит Христа, ибо считает Его единственным, кто знает Бога, он знает Блаженство, происходящее из соприкосновения с Божественным. Он знает Благодать, исходящую от Бога, однако лицо Бога и сам Он ускользают от него. А от Нее — нет. Медленно, но верно Шаман понимает свою миссию и посвящает себя Деве.
Она точно уловила момент этого всплеска чувств и улыбнулась. А потом сказала ему: «Теперь, когда ты восстановил свои силы, пойдем».
И они пошли.
— Хале эль Митхаб Упсала Дамасутра… — Хуан Диего бормочет эти слова, его искренность была столь реальной, а его рвение — столь неподдельным, что я почувствовал себя отделенным от мира, который был его миром. Расстояние между ними не позволяло им разговаривать слишком много, однако, будучи так близко, они не переставали общаться; когда он собирался сделать глоток воды, Она отра жалась в воде. Она появлялась на его руках, на его ладонях, вблизи холма у основания большого пальца, и появлялась на радужных оболочках глаз всех созданий, всех своих благословенных животных, которые видели Ее. Естественно, они встречались и этой зимой, и он бежал, а Она останав ливала его: «Давай будем идти медленно».
— Мы же никогда не дойдем.
«Считай, что мы уже почти дошли» — Еще нет, пока не произошло то, что должно произойти, а после этого мы должны вернуться.
«Тогда иди медленно, потому что, когда мы будем возвращаться, я окутаю тебя своим покрывалом».
Он понял. И пошел медленнее. Долгое путешествие казалось ему таким долгим, присутствие Девы — таким ускользающим, естественное в подобном странствии изнеможение — таким бесконечным, а Ей нужно было каким то образом сделать так, чтобы его глаза смотрели на Нее.