Не происходит ничего, просто я прихожу в себя. Дон Хуан высовывается сверху, из-за облака, и спрашивает: — Ты уже сошел с ума?
Я просто прихожу в себя; мои неразлучные спутники пользуются Случаем и сладко засыпают, задрав все лапы кверху, временами подергивая спиной, чтобы почесать ее об пол. Внезапно, пытаясь помолиться, я произношу вслух, громко, имя Хуана Диего, и из стены, в четырех метрах от которой я лежу в своих красных Трусах, доносится «Хуан Диего Хуан Диего Хуан Диего» — имя за именем, как зернышко за зернышком, падает и отзывается-эхом, отдается в антенне напротив. Она, наполненная электричеством, громыхает и упруго раскачивается, и вновь слышится «Хуан Диего», и провода извиваются, а простыни развеваются без ветра и спрашивают (они, простыни): «Что тебе нужно?» Опять высовывается дон Хуан.
Ничего, ничего, — говорю ему я. — Это просто эхо.
Какое там эхо, — возражает он, — ты же позвал его.
Мне просто пришло в голову прокричать его имя.
Ты не прокричал его, ты положил его на музыку, те перь, после твоего причастия Тонанцин, всякий раз, как ты заговоришь, в твоих словах будет музыка. Ты сотворил мантру, заклинание. Какое еще заклинание?
Хуан Диего — повелитель вечерних пространств. Вечеру принадлежит Хуан Диего, повелитель пространств.
Повелитель вечерних пространств — Хуан Диего. Повелитель вечера — Хуан Диего, принадлежащий пространствам.
И оно отдалось эхом*. Вот и все. Отдалось эхом в камнях, в металле, в зное и в красках, в свете и его молниях.
Отдалось эхом, говоришь?
Да, эхом…
В этот момент мои неразлучные спутники бегают за неизвестно откуда взявшимся мячом — он просто упал на пол, отскочил и ударился о стену, — они играют с ним.
*Далее игра слов: используемый испанский глагол «rebotar» означает одновременно и «отдаться эхом», и «отскочить».
Вот видишь, как оно бывает, поясняет дон Хуан, — что-то упало или прозвучало, отскочило или отдалось эхом, и я должен объяснить тебе кое-что: вот ты лежишь на солнце, и это похоже на лепестки Хризантемы или Под солнуха, ты только посмотри, как дрожат и излучают свет твои тряпки! Ты что, не понимаешь, что он погружен в свое Блаженство, а ты нарушаешь его восторг? Это все равно что плеснуть воды в костер, чтобы пошел пар.
И это тоже.
Что «тоже»? — спрашивает, на этот раз очень спокойно, дон Хуан.
Воды в костер я тоже плеснул.
Ничего себе! Ты позвал его; и он придет. Теперь уж ему придется явиться, напой еще раз свою мантру, только прихлопывай ладонями в такт.
Для чего?
Для того, чтобы, если он придет, он пришел в твой лагерь, раз уж ты здесь, и тут нам будут весьма кстати про стыни и лепестки хризантемы. Разведи костер, чтобы ему не пришло в голову появиться на улице.
У меня нету под рукой дров.
Воспользуйся тем, что есть.
Есть книги.
Ладно, жги книги. Но только будь осторожен. Чтобы не попалась никакая книга из его времени. Никакая древ няя книга. А ничего другого у тебя нет?
Несколько масок на стенах, но они не мои.
Ну возьми какие-нибудь из них. Но только осторожно, смотри, чтобы это не были маски его любимых животных, а то за ними последуем мы, имей в виду.
А зачем нам принимать его сейчас?
Ты же позвал его, и я только надеюсь, что он в хоро шем настроении. Не думай, что Святые, а пуще того шама ны любят ходить в гости.
А теперь что мне делать, что жечь?
И тут мне пришло в голову записать свое заклинание на листке бумаги, и я понес его к огню; бумага вспыхнула, но она не сгорала, не обугливалась. Так что я поспешил исписать заклинанием все пожелтевшие листки, сколько их было под рукой, а потом поджег их. Костер получился небольшой, я и не рассчитывал на то, что он будет большим, однако огонь ровно и ярко горел на солнце, почти не давая дыма.
А что ты делаешь теперь?
Жду, — ответил я дону Хуану, который «вышел» из сво ей комнаты (как всегда, с довольным выражением на лице).
Что ты жжешь?..
Мантры.
Хорошая идея. Только надеюсь, что тебе не пришло в голову сжечь сферу.
Одна сфера упала, она у них… но это был мяч.
Они знают, что делают, а ты — нет.
Меня направляет твоя рука…
— Моя рука? Может быть. Но в этом я уже не направ ляю тебя полностью, ибо «все» мы покорствуем воле Свя того-Шамана и исполняем ее, поэтому ты ведешь себя не по собственной воле и делаешь странные вещи. Но не беспокойся — и я тоже. Мы все есть все. Мы всегда были ими, еще до того, как он появился в наших жизнях. По следствия его психического воздействия, в каждом случае разного, и его влияние настолько очевидны, что я сам — такой, как я есть, — удивлен и благодарен ему за это упор ство, в котором нет и следов двусмысленности. Его дейст вия чисты и цельны. Без всяких приманок. Нечто, что было еще более великим, налагает полное молчание. По верхностная жизнь истории, рассказанной, записанной, занесенной на скрижали, не может даже осмелиться при коснуться к Гибели Богов. В этот момент неугасимые костры всех храмов континента, которые еще пылали, распахнувшись навстречу небу, на вершинах особых небольших пирамид в центре всех площадей родной и такой древней Мексики, рассыпали свои раскаленные угли и потухли.