Я, естественно, нервничаю — а дон Хуан, глядя на меня, улыбается, — хоть бы уж наша тайная встреча продлилась достаточно для того, чтобы я сумел преодолеть свое ошеломленное состояние и воспринять ее. Все началось со странного Рождества. Нет никакой причины, я знаю это, но моя тревога не уходит; ужасная, неожиданная, она словно вышла из времен оранжереи, полной орхидей — как сказал дон Хуан, — орхидей с роскошными ароматами, из которых рождается (священная) ЧЕРНАЯ ОРХИДЕЯ. Речь идет о черной орхидее из мифа, о той, что каждый день на рассвете Кецалькоатль срывал в своем саду, чтобы подарить этот странный цветок — знак безграничной нежности — Тонанцин, своей возлюбленной. Лесные тропы, проложенные волей Шамана; они открываются и закрываются в такт шороху кустов. Его обычные тропы.
ЗАГАДКИ, ПЛЕНЕННЫЕ ИЕРОГЛИФЫ, ЧЕРНАЯ ОРХИДЕЯ СРЕДИ МИЛЛИОНОВ ДРУГИХ ОРХИДЕЙ ПОХОЖА НА ОБРЕТЕННОЕ ПРОЗРАЧНОЕ БЛАЖЕНСТВО.
Наконец у нас новая встреча. Я снова перестаю принадлежать миру. Я не знаю, отступаю ли я назад во времени или растворяюсь в черных тучах, застилающих небо, наверное, мое поведение выглядит странным и экстравагантным. Я не знаю, что я думаю о себе самом. Я не знаю, что думают обо мне другие. Я не знаю, чтб я делаю, потому что я ступаю по раскаленным углям, и развожу костры — всякий раз, как могу, — и пощусь.
Я перестаю принадлежать повседневному солнцу (и мне очень жаль), где каждое окно — это безумие всех тех, кто гоняется за химерой, в конце концов пережившее обязанность, сформулированную или не сформулированную разными, но абсолютно ограниченными дозволенным определениями.
Я не могу даже отступить в промежуток братской трапезы, где на асотее продолжает гореть костер мантры; мои неразлучные спутники с удовольствием прогуливаются там, в Стихии Отшельника. Я никогда не исчезну совсем из мира, вдаль от человеческого фактора и его бед. Эти способы действия и методы сильно отличаются от моих (так сказал мне однажды, много лет назад, в приступе какого-то странного милосердия дон Хуан).
Вот мы и на террасе заброшенной усадьбы на перекрестке дорог. Он пришел.
В эту новую субботу благословенной благодати, - повторяет, смеясь, дон Хуан. — Наливай, — приказывает он мне. Мы пьем «Саусалито», в конце концов, мы же не едим камоте.
Твои методы, — говорит Хуан Диего, — это методы Шамана. Ты запечатлеваешь оттисни копыта, запечатлеваешь взмахи крыла, вдохи клюва, настороженность заостренного уха, тьму пещеры, голос фазана.
ПАССАЖ О ТЕРРАСЕ ПОД ЗОНТАМИ. После соприкосновения с мистической интуицией она неистребимо остается внутри и благословляет — это благословение скрыто уже в самом присутствии Святого-Шамана, лежит ли он на площадке или приходит на асотею, скользит ли во воздуху или по волнам или, может быть, является прямо на улице — на пустынной улице, похожей на то место, где Хуан Диего всходит на мост, где скрытно входит и выходит, проникая в промежутки, где происходит человеческая жизнь, когда луна находится в фазах затмения. Сегодня же полнолуние, двадцать восьмое января две тысячи второго года, густой туман. Уже поздно. Календари указывают на огонь в небе.
Поэтому луна заливает светом местность вокруг пустынной террасы и еще больше защищает ее от браконьеров, которые вытворяют что хотят. Бескрайнее любопытство к формам этого знания под полной луной, шаманской и святой.
Вот я здесь, под лучами сияющего солнца и луны во всей полноте ее окружности, обращенной лицом к планете Океан. А площадка? Она так одинока. А асотея? Она как хижина отшельника-одиночки. А Дева? Она ждет. В этом заключаются параметры истинной антропологической теологии — источники уверенности находятся здесь. Святой в сумерках отходит в сторону, чтобы все миры направили свои взгляды и свой пыл на Нее, а не на него. Площадка вместе со всеми происходящими на ней откровениями сверкает и содрогается, взрываясь, и становится как бы явлением внутри явления. Каждый крест на вершинах и каждый алтарь Девы — где бы и по какой бы причине он ни появился — это площадка.
Хуан Диего «запечатлевает» во всех подробностях присутствие Девы — Ее ожидание — и там, внутри, благословляет. Это Хуан Диего приглашает на братскую трапезу, встречает и принимает путников, заблудившихся, беглых, тех, кто проходит мимо. Это он открывает дверь, обращенную к закату; явленное Откровение. Асотея на площадке. Площадка на террасе. Мост на террасе. Крест. Содрогающийся. Воздвигающийся. Являющийся. Безмолвствующий.
Вселенское совершенство, явленные Небесные Врата: это Она, наша Мать — Дева Мария Гуадалупская с Тепейякского холма, Владычица Небесная и Богиня Жизни.