Его смуглое лицо, побледневшее от света Заката пробуждения, приобретает легкий голубоватый оттенок.
— Она смотрит на нас, — говорит он.
Дон Хуан наслаждается, стоя на эллипсе встречи обоих миров, ореол Святого и радужные переливы Шамана — это все, что осталось от перекрестка дорог.
— Святой и Шаман всегда воссоздают друг друга; пол нолуние подчеркивает Блаженство Святого, а во время за тмений усиливается или ослабевает присутствие Шамана.
Луна — это судьба, одинокий друг, — говорит ему дон Хуан.
Хуан Диего наслаждается ощущениями, окутывающими террасу, от легкого столба пыли до солнца, плененного в камнях, которые были покрыты узорами и изображениями тысячу лет назад, а потом их разобрали и привезли из Теотиуакана с его шумными храмами, чтобы построить крепости, которые назвали усадьбами. ИНТРИГА И УЖАС, ПАНИЧЕСКИЙ СТРАХ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ ВСЕГДА ВЛИЯЮТ НА ПЛАНЫ ИСПАНЦЕВ, НА ИХ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ ПОВСЕДНЕВНЫЕ ДЕЛА И ЗАНЯТИЯ, В КОТОРЫХ ТАК МАЛО ЧЕТКОСТИ, ПОТОМУ И УСАДЬБЫ ИХ ТАК ОТЛИЧАЮТСЯ ОТ САДОВ, ПЕРЕУЛКОВ И ПЛОЩАДЕЙ, ГДЕ ШАМАН ЧЕРПАЛ УТЕШЕНИЕ - В СВОИХ ТАЙНЫХ ВСТРЕЧАХ.
— Это просто невероятно, — говорит Хуан Диего, — Шаману приходилось скрываться от своих ближних, и от людей своей расы, и от других. Это подобно человеку, который видит перед со бой дерево, отягощенное персиками или сливами, и его природ ная склонность ко злу не выдерживает соблазна. Голоден ли он, нет ли — человеческая природа бестолкова и зла, и он начинает мучить дерево, пока не убьет его. Святой тоже вынужден скры ваться, потому что на него нападают и плюют ему в лицо. Когда они вышли на свет, как один, так и другой, их стали преследовать.
Преследовать, как оленя или колибри. Человек по природе своей — хищник, он отвергает всякую возможность знания, ведущего к доброте, частью которой является и щедрость природы к нему. Единственное, что его интересует, — это его обычные знания, касающиеся эксплуатации и разбазаривания ресурсов, ему неведомо, что знание — это причащение Миру, путь к слиянию с ним воедино.
— Ты входил и в монастыри, где Святой изнывал от тос ки по свободным голубым просторам за пределами любого эшафота, и в пещеры, где Шаман бился, как летучая мышь, в поисках отверстия, которое вело бы на волю.
Моим любимым местом были террасы.
ПАССАЖ О ПЕПЛЕ. Мы покинули террасу, когда солнце, уже клонившееся к закату, начало побуждать нас не прерывать контакта с далью, ставшего почти жизненно важным для каждого. Хуан Диего уже довольно естественно вписывался в этот разгул непредвиденного, мы — все трое — успели немного привыкнуть к присутствию друг друга, не стесняли и не стеснялись друг друга. Им приходилось делать усилие, чтобы держаться рядом, чтобы не упасть в зовущие их горизонты и раствориться в них, незаметно для кого бы то ни было. но сами, воспринимая во всех подробностях свои безграничные импульсы, они держались точно в ИЗМЕРЕНИИ ПЕРЕКРЕСТКА ДОРОГ.
Так что я вернулся в комнату, удалившись от мирского шума и хрипов жизни. Я расположился там отдохнуть, налил себе апельсинового сока, а мои неразлучные спутники тем временем млели от несказанного счастья, для них это означало находиться в зените полной жизни.
Собаки и волки словно родились на свет для того, чтобы повсюду преследовать своих лучших дру-зей, а если эти друзья скитаются в поисках таинственного странника, они улавливают Блаженство Святого и Шамана.
Итак, я отдыхаю, сижу спокойно, почти голый, ночь, подруга мира, кротко входит в состояние духа своих бесконечных затмений. Я закрываю глаза: очень далеко, за Плутоном — этой металлической сферой, такой блестящей и такой темной, — дон Хуан ведет меня с собой в направлении звезд, составляющих созвездие Ориона. Там он останавливается и говорит: Мне пришлось завести тебя так далеко, чтобы ты уловил вот это, — и он указывает пальцем на нечто вроде пращи, нацеленной на океанскую землю.
Это послания, — поясняет он, — и они пришли вот отсюда. — Он снова указывает на одну из звезд, такую про стую, но вместе с тем такую яркую, что она как будто под талкивает нас. И вдруг мы возвращаемся.
У меня складывается впечатление, что метод Пейзажей удлиняет интенсивность для того, чтобы эта же самая интенсивность постепенно восстановила в прежнем виде психическое тело, обозначающее личность Хуана Диего, и чтобы усилилось понимание этого его СОСТОЯНИЯ, ЧУДЕСНО ПРОЗРАЧНОГО, КОТОРОЕ СМЕШИВАЕТСЯ С ЗАБВЕНИЕМ ИЛИ НЕСУЩЕСТВОВАНИЕМ. Таким образом можно разложить по полочкам загадку Отшельника, как бы развернуть ее веером, чтобы обнаружились ее скрытые стороны и мотивы.