Старик немного опешил. Переночевать? Не было такого никогда. По селу даже. Не слышал такого. Где ж видано. Время сейчас современное: такси, интернеты всякие, гостиницы. Какие проблемы? И почему к нему? Но старик спокойно предложил:
— Пройдёмте во двор. В беседку присядем. Ребёнок, наверно, устал ходить. Да, Кристина? Я чай поставлю. Поговорим. Расскажите, что за беда такая, раз ко мне привела.
Он протянул девочке свою руку. Девочка кивнула. Вроде, как кивнула. Вроде, как улыбнулась. Криво получилось. Взяла его за руку. Молча. Осторожно пошли к дому. Она отпустила мамину руку.
— Кристина! — удивилась молодая мама. Но больше ничего не сказала.
Через двадцать минут они пили чай. Маша рассказывала:
— Я к сестре приехала на лето, на месяц. Мы сами из Мурманска. Муж по морям ходит. Рыбак. Много работает. У него вечно времени нет ни на дочь, ни на семью. Мы привыкли всё сами. Да, доця? Врачи сказали, девочке климат нужно поменять. Срочно. Посмотрите, ей двенадцать лет, совсем крохотная. Правда? ДЦП у нас с рождения. Это из-за неё, из-за болезни местожительство поменять надо. Но и без того девочка слабенькая. На полуострове климат тяжёлый. Лета практически нет. А мы там живём с рождения. Трудно. Постоянно болеет Кристина. Скопили немного денег. Вот, теперь присматриваю домик для ребёнка. Климат здесь шикарный, мягкий и зимой, и летом. У сестры в посёлке дорогие дома, нам не по карману. Сюда нас риэлтор привёз, из города. Показал нам три дома, под наши возможности, под наши деньги. Обещал обратно отвезти. Мне дома не понравились. Риэлтор взял и исчез, бросил нас, пока мы последний домик осматривали. Взял, и уехал. Странный! Остались мы сами. А что тут? Никого не знаешь. Телефон не ловит. Автобусов уже нет, не ходят в это время. Да и до города не доехать на такси. Такси ещё вызвать надо. Нет столько денег. Можно в гостиницу в райцентре — тоже в деньги упирается. Что нам делать? — Молодая мама прослезилась, обидно ей стало.
Остальные, молча пили чай, слушали. Девочка тоже пила, с блюдца. Руки её непослушно тряслись. Мама ей помогала, поддерживала. Маша вздохнула, продолжила:
— Дом, который мы смотрели — пустой, вообще без мебели. У соседей, у всех кто-то гостит: дети, внуки у кого. Да мы с дочкой особо и не ходили по дворам, стыдно. Вот, деду
— Василий, сын, обещал завтра утром их в райцентр, к автобусу на город. Отвезёт. Не переживай. — Анатолий закурил. Отошёл в сторону.
— Может быть и можно было бы что-нибудь придумать... Но... честно. Мы так устали с дочкой, особенно она. Слишком много впечатлений за день: поездка, поездка, город, риэлторы эти. Сюда, туда. Пешком столько прошли. Кристинке тяжело. Простите меня, Голова уже не соображает. — Маша заплакала. — И куда я, дура, попёрлась с ребёнком.
— Успокойся. Успокойся, деточка. — Антонина погладила женщину по голове. Дала ей платок. Старик молчал. Пил свой чай. Медленно. Причмокивая. Громко.
— Вот что, мамочка. Поплакать ты поплачь, хотя лучше перестань, не пугай дитя. Только какие во всём этом проблемы? — Он посмотрел на Кристину и подмигнул ей. Девочка улыбнулась. Она по-прежнему, молча, пила с блюдца. Абсолютно не заметный ребёнок. Старику она понравилась.
— Не в джунглях живём. Значит так. Места у меня достаточно. Спать будете вдвоём в зале, на диване. Я разложу. Бельё свежее, не хуже, чем в любой гостинице. Сейчас же идите в дом. Там туалет, вода. Идите прямо в комнату, в ванную. Располагайтесь, отдыхайте. Сами, сами. Вперёд. — Старик поднял их жестом, провёл к дому.
— Так, Маша, не стесняйся. Иди и хозяйничай. На тебе дочка. Будь посмелей. Я пока провожу людей и закончу свои дела. Всё. Без возражений. Вперёд и с песней. Скоро ужин. Через час.
Он погладил Кристину по головке, подмигнул. Она попыталась подмигнуть в ответ. Получилось коряво и смешно. Они улыбнулись друг другу. Маша подняла небольшую сумочку. Вошли в дом. Дочь — за руку. Старик сам себе тогда удивлялся: во даёт, ожил, старый, не совсем очерствел. Он проводил Антонину и Толика немного по дороге, от дома. Договорились, что к восьми утра подъедет Василий, тому всё равно в райцентр ехать, по пути. Заберёт гостей. Попрощались. Старик немного замялся, но сказал твёрдо: