Выбрать главу

 

Он отдыхал. Медленно вышагивал, дышал и отдыхал. Звёзды зажигались одна за другой на холодном, почти морозном небе. Смеркалось быстро. Людей почти никого. Какой-то парень занимался на брусьях. Тишина. Гулко, как будто издали, шумел город. Антон медленно прогуливался взад и вперёд вдоль площадки, вдоль школьного стадиона. Руки в карманах куртки, мёрзнут. Он голоден. Мысли свежие, потому что голодные, мысли: о том, о сём. Дышится бодро, с паром. Хорошо. Ждал бы и ждал. «Эх, бутербродик бы», — мечтал Антон — «Чаёк. Кофеёк. И.... хоть до утра гуляй». Здесь света мало — многоэтажки вокруг в отдалении. Звёзды большие, яркие, конечно, не такие, как за городом, в деревне или в поле ночью, не те, но всё же — романтика. Мысли Антона сами собой настроились на философский лад. Суетимся, бегаем по этой земле. И что? Что дальше? Жизнь пройдёт, пробежит. Вон как время скачет — не успел оглянуться, а дочь скоро школу заканчивает, взрослая совсем, невеста, практически, человек. Человечище! Родители совсем постарели, слабеют. Что после? Что человека, которого назвали Антон, что его ждёт?  То же: старость, немощность, бессилие, смерть — всё, спектакль окончен, занавес. Верните, пожалуйста, билетики на жизнь, сдайте, посмотрели и хватит. Ладно, если старость, если дожил до этой старости. Можно гораздо раньше дубу врезать: болезнь какая, случай. А звёзды! Звёзды будут, и будут сиять, сверкать. Мысли Антона разогрелись, посыпались. Вот она — бесконечность, бездонность, глубина, безвременность. Космос. А какой в нас космос! Не исследованный, нет. Ничего мы о себе не знаем, ничего. Есть что-то там. Здесь. В нас. Безусловно, есть. Называй это «Бог» или как хочешь, как удобно, как научили — суть от этого не меняется, или вообще не называй.  Но есть, что-то есть, не может не быть. Слишком сложно всё устроено, слишком продуманно, точно (математически точно), расчётливо, тонко, незаметно. Вот. Привыкли ведь мы к электричеству, к телевизору — не удивляет нас, как же картинка передаётся (воспроизводится, транслируется) цветная, чёткая в одну секунду: раз — и видим, раз — и слушаем. Чудо, да и только. Чудо. Привыкли мы. Вроде знаем, формулами рассчитали вроде. Но понимаем ли до конца? Понимаем ли всю взаимосвязь? Волны, вибрации, магнетизм, электрончики всякие... Умом, может, и понимаем, но не нутром, не в целом, не в связи. Вопрос: а сколько ещё такого подобного, привычного, обыденного, но непонятого тут у нас? А там? Вселенная. Часть вселенной. Краюха бесконечности. Без-без-без-без-бездна. Страсть! Нет, всё возможно. Во вселенной всё, что угодно возможно, нет ничего нереального. Всё, что можно представить — возможно, реально, имеет право быть, имеет право материализоваться. Точно. Сто пудов. И полететь можно — раз, и взмыть ввысь. И очутиться можно сразу, где только пожелаешь, в любой точке пространства и времени. Представил, куда нужно — бац, и на месте. И чудища всякие, какие только нафантазируешь, придумаешь. Придумал, кого к жизни можно вызвать, представил, напрягся, быть может, чуток, и — раз, вон оно бегает, рычит, огнём дышит. Всё возможно. Не всё мы пока знаем, не ко всему пока готовы. Воображение — вот она сила — силище. Воображение — великая сила, скрытая. Точно. Великая. Когда-нибудь. Когда-нибудь люди созреют, не сейчас, хотя... Может и сейчас есть такие скрытые, незаметные, скромные хранители тайн, какие-нибудь йоги тибетские. Кто их знает? Как много тайн! Люди слепы. Люди ещё в детском возрасте, со своими жалкими проблемами, жалкими для вселенной, естественно.

 

Антон не заметно для себя дошёл до конца спортивной площадки. Здесь стояли мусорные баки, школьные баки: три огромных металлических ёмкости для мусора, для отходов. Кто-то в них копошился. Бомж какой-то ворошил палкой в баке. Их сейчас развелось, бомжей, в последнее время тьма, полчища. Раннее утро и вечер их время: ходят, ходят по дворам, копаются в мусоре. Что они там ищут? Чем вообще занимаются? Как живут? Раньше их не было в таком количестве. Примета времени. Ладно. Это не его, Антона, дело — бомж, так бомж. Он на них даже не смотрит, тем более не присматривается — брезгует. Антон развернулся, сделал пару шагов в обратном направлении. Вдруг услышал за спиной голос: