Харьков. Жена. Дети. Прежняя жизнь. Старик хорошо всё помнил, в деталях.
Жена.
Когда она сообщила ему, что уходит, он не удивился. Он даже не удивился, словно ждал уже. Ожидал нечто такое где-то глубоко внутри себя, ждал подобного, что-то назревает. Давно назревало, он чувствовал. К чему-то жизнь их совместная неуклонно двигалась. Их отношения катились куда-то, в какую-то бездну. И хорошо, что не в страшную бездну. Не её, жену, жизнь толкала в бездну, он бы себе такого не простил. Для жены как раз получилось не так уж и плохо, может даже и хорошо, он не знает, не знал, жене видней. Тот, другой, оказался намного старше их обоих, что-то под шестьдесят тогда. Крепкий, солидный, подвижный, с великолепной седой шевелюрой, густой, с интеллигентной клинообразной бородкой тоже седой короткой. Жена была от того в восторге, от седого, от важного. Тот и, правда, был вежливый, эрудированный, внимательный и, главное, обеспеченный. Главное для неё конечно. Квартира в центре на Сумской в старом доме. Дому сто с лишним лет. Отреставрирован дом, с табличкой, памятник значит архитектурный. Квартира в доме дорогая, сразу видно, ей видно. Безумно дорогая, вся в старой антикварной мебели и в книгах. Квартира его от родителей, богатых и уважаемых евреев, коренных Харьковских евреев, фамилия их Кац. Не слышал? Нет, он не слышал. Наследство. Квартира его наследство, Евгения, Евгения Каца — родовитого, породистого, единственного сына своих родителей. Кроме того — свой большой дом в пригороде в Песочине. Современный коттедж в два этажа: джакузи, зимний сад и всякое такое. И дом этот практически пустой, жить в нём некому, ещё. Свой стабильный бизнес: свой кабинет стоматологический в центре города напротив квартиры. Да, да на Сумской, рядом с еврейским рынком. Женя! Вдовец. Давнишний. Когда ему что. Он весь в работе. Дети, внуки устроены и сами по себе. Два сына, пять внуков — все в Киеве. Он же один здесь, совсем одинок. Её он полюбил сразу и всерьёз при первой же встрече. Как, как? Зубы она делала у него. Сколько лет она мучилась с зубами, вечно денег не хватало. Да. Признался в своих чувствах. Признался. Такие мужчины слова на ветер не бросают. Если бы ему просто нужна была женщина как женщина на ночь, какие с этим могут быть проблемы? Сейчас. В наше время. При его возможностях. Молодые. Всех мастей. На любой вкус. Только плати. С ней же всё по-настоящему вышло, по любви. Он полюбил. Обещал заботиться и беречь. Она ему нужна. Она ему подходит на все сто. И, самое важное... обещал во всём обеспечить, ни в чём не отказывать. Любой каприз, любое желание исполнить. Ну кто в здравом уме устоит? Где та ненормальная женщина, которая от такого предложения откажется? Такая партия! Такой мужчина! Мечта! И вообще, что он горе-муж понимает в людях? Ни-че-го. У неё теперь и отныне начинается новый этап в жизни. Хоть поживёт на старость по-человечески. Да... Это жена. Она была в восторге, в эйфории. Ну и ладно, пусть. Лишь бы ей было хорошо. Он как-нибудь переживёт. По большому счёту, сам виноват.
Они сидели в городском кафе в парке Шевченко, в полдень. Выносные столики. Зонты- грибки. Фонтаны. Люди. Дети. Голуби. Сидели втроём: он, она и тот, третий — Евгений с родовитой еврейской фамилией Кац. Он в кремовом летнем костюме: шорты, рубашка, сандалии в тон на босу ногу, модные очки, тёмные. Хорош Евгений, действительно хорош. Красавец, ничего не скажешь. Есть такой сорт людей, мужчин особенно, расцветающих с возрастом, колоритных, умный. Сразу чувствуется — воспитанный, уверенный. Сидели, общались или пытались общаться. Три чашки остывшего кофе на столике, орешки и шоколад. Заказал всё он, тот.
— Вы поймите, за мной она будет, как за каменной стеной, уверяю вас. Дорогая, извини, что в третьем лице. Э-э-э, мы же взрослые люди. Сами посудите, ну разве это жизнь? Э-э-э.... ваша совместная жизнь, я имею в виду. Вы видитесь раз, другой в месяц от силы, в лучшем случае. Разве это правильно? Разве нормальной женщине это нужно? Ваша супруга достойна лучшей доли, лучшего внимания, достойного отношения. Э-э-э.... прости, дорогая. Я готов всё сделать для этого, для её счастья.
— Мы тебя, мужа, не упрашиваем, ещё чего не хватало. Мы с тобой беседуем, мы тебе объясняем, чтобы всё было понятно и прозрачно. Раз-го-ва-ри-ваем. Чтобы всё выглядело цивилизованно, по-человечески. Я ухожу к Жене. Это однозначно и бесповоротно. Это даже не обсуждается. Поверь, так будет лучше для всех, для тебя в первую очередь. Понимаешь, я безумно устала от такой жизни. Не обижайся, от жизни с тобой. Двадцать лет сплошной борьбы на выживание. Двадцать лет какого-то экстрима. Жизнь, как на иголках — не знаешь, что тебя ждёт завтра. Беспробудная нищета. Двадцать лет испытаний с тобой. Конечно же, были славные деньки, счастливые. Были. И за это тебе спасибо. Но их по пальцам можно сосчитать. Вот, только сейчас, встретив Женю, я почувствовала себя по-настоящему женщиной. Женщиной! Понимаешь? Я вся без остатка во внимании. Я нужна. Я ухожена. Я желанна. Я обеспечена. Женя! Всё благодаря тебе, дорогой. А ты... мужа, ты свободен и волен жить, где хочешь и с кем хочешь. Работать где тебе заблагорассудится, хоть в Америку езжай к своим друзьям. Ты ж так мечтал. Повторяю, ты свободен. Дети наши уже взрослые. Будешь помогать им — они тебе спасибо скажут, и я скажу. Не будешь, не сможешь, что ж и это твоё право, никто тебя не упрекнёт. Что скажешь мужа? Пока ещё мужа. Даём развод? По обоюдному.