Игорь представил её коллективу на общем собрании. Представил, как временно исполняющую обязанности директора фирмы, как свою первую помощницу, как свою правую руку. И наказал всем слушаться её как его самого и безукоризненно исполнять все её приказы и распоряжения. Антону он как-то шепнул, мимоходом: это, мол, временно, мол, перебесится, вернётся в Харьков и всё будет как прежде. Потерпи, мол, немного. Потерпи, дружище, так надо.
Да, с началом осени стало многое меняться к большому для Антона сожалению и совсем не в лучшую сторону. Отменена была музыка, сразу, в первую очередь. Что за дискотека? Что за бедлам? Громкие и ненужные разговоры пресекались. Беспорядочное хождение не позволялось. Пять последних минут каждого часа — короткий перерыв. Кому в туалет, кому покурить, кому чай попить, пожалуйста, в остальное время головы не поднимать от стола, от своей работы. Никаких опозданий и ранних уходов с работы, только с её личного разрешения. Личного. Только в связи с веской причиной, только по бумаге. Учитесь писать заявления. Учитесь писать объяснительные. Учитесь правильно работать. Развели бардак. И всё так, и всё так далее. Учитесь работать, как положено: официально, документально.
Антону стало тяжело. Как можно работать, делать общее дело, координировать правильно усилия, согласовываться, когда нет никаких отношений в руководстве. У него с ней, с Эльвирой Ивановной, нет общения, нет даже желания общения с её стороны. Нет ни грамма понимания, ни малейшего уважения, хотя бы на показ. Наоборот — откровенное недружелюбие, отвращение даже не прикрытое.
Для поездок в Москву взяли на работу человека. Это может и хорошо стало для Антона, немного его разгрузили. Но, похоже, что его начинали разгружать и по другим обязанностям. Эльвира Ивановна, ах, Эльвира Ивановна, что она творила? Она убивала веру и желание. Она ломала всё, что было до неё построено с таким трудом. Она угнетала работников, всех, до единого, без исключения. Игорёк не вмешивался, только пожимал плечами.
Не прошло и месяца, а производство было не узнать. Эльвира Ивановна навела шороху. Треть мастеров было уволено. Первой «ушли» молодую Свету — помощника главбуха — по собственному желанию. Хорошо, что так, а не по статье надуманной. Можно было бы легко, по Эльвиры Ивановны личной прихоти. Остальные были уволены под разными предлогами: кто за дерзость, кто за ненадлежащее отношение к работе, а кто и мордой не вышел. Другая треть сотрудников ушла сама, не выдержала условий работы и произвола новой директрисы. Остальные терпели от безвыходности: куда идти? С работой не так-то просто в городе, пойди, найди. А ты уже специалист, причём очень узкого и редкого профиля, единственное производство в городе, подобного нет. И всего несколько мастерских по ремонту, маленьких. Вот и вся ювелирка Белгорода. А ребята втянулись, им нравится профессия, освоили.
В цеху стояла абсолютно угнетающая атмосфера. У Эльвиры Ивановны привычка была, манера: зайдет на участок, встанет за спинами, стоит, наблюдает. Час может простоять, молча, словно цербер над душой, как страшная училка из детства. Люди головы боялись поднять. Тишина гробовая стояла. Как можно в такой атмосфере работать! Люди возмущались между собой, жаловались ему: творчеству нужна свобода. Антон это понимал. Ещё он понимал, что всё происходящее — очень нехорошо. Испортит всё жена Игорька, ох, испортит! Она вмешалась и в его, Антона, налаженную рабочую жизнь. Машину служебную теперь брать только при необходимости, обосновывать, куда и зачем. За каждый литр бензина — отчёт. Путевые листки — только через неё. Любые покупки инструментов и расходных материалов теперь, под строжайшей отчётностью. Ни каких «на сигареты» и «на пирожки». Всё до копейки — отчитаться. Никаких рынков и барахолок, приобретать товар только по чекам, только в организациях и магазинах. Она должна видеть всё. Она должна контролировать всё. Странно было само её не доверие, подозрения. У Антона и в мыслях не было воровать что-то, ни у кого не было. И случаев воровства не было. У всех полное доверие ко всем. Иной раз он за свои деньги заправлял машину. Он даже не считался, что и сколько. И Игорёк не считался. А тут началось: отписки, бумаги, отчёты, справки, объяснительные, оправдательные и тому подобное. Она отселила Антона к ребятам на квартиру: нечего, мол, на производстве ночью делать. А арендованные помещения поставили на сигнализацию. Пусть. Это можно было пережить. Но, если раньше Антон, литейщик и технолог, как командированные из Харькова, питались за счёт фирмы, то теперь, извините, подвиньтесь, только за свой счёт. Антон и так зарабатывал скромно. Работал больше на перспективу, за обещания, на интересе. А тут такое! По карману. Не нравилось происходящее и Мише, и Виталику Петровичу.