Старик доел картофельное пюре, хрустнул остатками огурца. Убрал со стола. Чай немного остыл. Он допил его вприкуску с куском оставшегося хлеба. Вкусно. Ему всё вкусно. Помыл посуду. Эх! Мысли-мысли, думки-думки, воспоминания.
Так откуда же всё пошло, началось? Тогда. От Ангелины? Раньше, когда он уехал в Белгород? Или позже. А что позже? В последующие три года вымерли все их старики — его и жены — старшие, родные: его мать, затем тёща и, последним отец. Сложные были годы. Мать умерла быстро, в один день. Мать жены и его отец тяжело болели, мучились. Потом... Что потом? Дом деревенский он продал, родительский. Чужая стала деревня, дом стал, словно не родной, не мог он там находиться, не мог. Тяготило всё, напоминало, тревожило. Было такое: приезжал, стоит он посередине пустого двора — тишина, и прямо чудится ему, вспоминается. Вечер. Вот под тем виноградником сидят они все вместе за большим столом под лампой, она висит сверху, видна из-под листьев винограда, большая лампа, мощная, светло под ней. Сидят за столом парами, напротив друг друга: отец с Ангелиной — в одной, он с Дианой — в другой паре. Играют в карты, спорят, ругаются: взрослые понарошку, дети взаправду — азарт присутствует, конечно. В летней кухне жена с матерью колдуют над ужином, скоро подадут и сами подсядут к столу. Тут же, под лампой — совместная трапеза, общий ужин. Что может быть лучше таких моментов? Трещат сверчки, по селу брешут собаки, то с одной стороны, то с другой лениво так, иногда, перекликаются, лают в полголоса, на всякий случай — озвучивают тишину. Где-то замычала корова, зовёт запоздавшую хозяйку. Двор полон родных и любимых ему людей. Шумно. Суетливо. Но и хорошо. Ах, как хорошо! Ну что может быть лучше? Жена несёт казан с едой. Что-то там вкусно так пахнет. Говорят, сюрприз. Говорят, сейчас всё увидите. Не лезьте раньше времени. Куда грязными руками! Бегом мыть. Следом спешит мать к столу, в руках — хлеб нарезанный. Ругается, чтобы освободили стол. Сколько она уже просила. Сколько уже можно говорить. Заканчивайте своё казино — она же просила — закрывайтесь. Казан тяжёлый, горячий: быстро подставку под него. Мать ругается беззлобно, с напускной строгостью, глаза её улыбаются, голос выдаёт доброту. Она счастлива. Все в сборе. Все вместе. Каждое лето так. Счастье. Это ли не счастье?
Дом он родительский продал. В село приезжал только на Красную горку на кладбище, на могилки: убрать, навести порядок. Но это только первое время. Как давно это было. Много лет он не ездит, никуда не ездит. Самому скоро на кладбище. А кто ж у него наведёт порядок? На Красную горку, а? Хоть иногда. Знать никто не знает, где он будет похоронен: отец и дед. М-да, он ведь отец, он ведь дед — старик.
Деньги от продажи дома тогда пошли, потратились на свадьбу старшей дочери. Свадьба вышла дорогой, а дом в деревне дешёвый. Какая ему там цена? Село вымирающее, одни старики остались. Теперь вот и он старик. Быстро года бегут, как по наклонной, чем дальше, тем быстрей разгоняешься и уже не остановиться, лишь бы кубарем не полететь. Как-то не по себе ему сегодня. И не только сегодня, в последнее время неспокойно на душе. Что-то не так, как-то не так, какая-то фальшь появилась в его жизни с самим собой. Фальшь. Где-то он сам себя обманывает, что-то неправильно делает. Он это чувствует, но пока не может понять или не хочет.
Старик обул сапоги, накинул ватник, насадил на голову шапку вязанную (через неё голова дышит) и вышел во двор. Снег продолжал медленно падать крупными хлопьями. Потеплело до нуля. Но он знал: ночью ударит мороз — погода в последнее время переменчива. В его детстве зима была, как зима: начиналась в ноябре морозом и снегом и до конца марта в одной поре — мороз и снег. Сейчас же другая зима: несколько потеплений за сезон. Вечером может быть ноль — утром минус двадцать и наоборот: с вечера мороз стоит — к утру тает всё. Старик взял лопату, ту, другую, металлическую, плоскую, стал подчищать. Труд, труд спасает его от многих проблем и от ненужных воспоминаний в том числе.
Он раскидывал снег агрессивно, со злостью. И силы откуда-то взялись. Он решил: завтра напишет ему. Дай бог, тот живой ещё — поможет. Напишет в третий раз за пять лет, подробно изложит, объяснит, что надо. Пора, пора, ещё не поздно. Старик принял решение, он придумал.