— Да, Игорёк! Интересная штука — жизнь. Знаешь, а подобные разговоры очень даже полезны — себя начинаешь лучше понимать. Пойдём домой, что ли, чай попьём. Что-то я озяб. Старею. Сала маловато на костях.
— Ладно, ладно, не прибедняйся — сала у него мало: жилистый, подвижный. Нормально всё. Пошли, пошли. Кому чай, а кому — коньячок. У нас впереди ещё целый вечер. У нас впереди ещё вся жизнь.
— У меня к тебе, Игорёк, дело возникло: раз ты объявился снова в моей жизни, значит, будем тебя использовать. Ты не против?
— Рад помочь тебе, Антоша, в чём надо. Хоть немного искуплю свои грехи, ха-ха.
Глава 11. Отшельник
Весна набирала силу, в этот год как никогда бурно. На улицу без сапог не выйти: капает, журчит, бежит, льётся, звенит, стекает весёлая вода — живая вода. Снега ещё хватает, снега достаточно, особенно в тени, но он тает на глазах, исчезает. Ещё таких несколько дней, тёплых дней и его не останется, снега. Днём, под солнцем хоть раздевайся, загорай. Теплооо! Перед домом — огромная лужа, и как только Настенька её вчера обошла? — не промокла, не замочилась. Почтальон. Не успел старик досок набросать, настил соорудить временный через лужу. Думал навстречу Насте выйти успеть. Увидел её в окно: сумка наперевес через плечо, ножками быстро ступает, но осторожно — вода, брызги. Думал перехватить её до лужи, не успел. Маленькая она, Настенька, резвая, шустрая, недаром, что почтальон. Бегает по селу, что реактивная — велосипеда не нужно. Кинула она письмо в ящик и сразу обратно, прямо по воде — святая — по воде. Промокла, небось. Убежала. Молодая. Как молодость его, убежала. Быстро. Он только за калитку вышел, в спину ей крикнул — поблагодарил.
Вот оно, письмо, на столе лежит, ждёт. Ночевало на столе. Старик так и не открыл, не распечатал. Чувствует он, так надо, с расстановкой чтобы, торжественно хочет особо. Завтра. Куда спешить? Не исчезнет. Не украдут. Сегодня можно. Сейчас. Что бы там Игорёк не написал, он всё одно узнает. Скоро он своё закончит и прочтёт. Совсем скоро.
Старик, по пояс раздетый, стоял в ванной комнате перед зеркалом, добривал вторую щеку. Себя не узнать. Столько лет с бородой? Лет пятнадцать, не меньше. Оказывается, он не такой уж и старый без бороды. Помолодел. Семидесяти нет. Голова лысая — под ноль машинкой. Бороду седую — долой. Лицо горит. Почти жених. Старик осмотрел себя: отошёл назад на полтора шага, покрутился перед зеркалом. Ну да, чем не жених? Вполне себе для подходящей бабушки.
Он закончил бриться. Достал из шкафа свежую рубашку. Примерился взглядом, прицелился — оценил. Надел. Нормально, по размеру, как раз. В одной объёме он остался телом. Лицо прихудело, ссохлось немного. Рубашка древняя, та самая. Сколько он её не надевал? Трудно припомнить — лет двадцать, наверное, не меньше. Повода не было. Очень уж праздничная рубашка, нарядная. Он в таких красивых сам себя стесняется. Застегнул все пуговицы, рукава закатал (не любит он рукава, мешают). Вспомнилось вдруг.
Харьков, Союзный ещё Харьков. Советский. Площадь «Советская». «Ведмедик» — театр кукол. Улица Сумская. Шоколадница. Брусчатка. Вечный долгострой — Оперный театр, «Струя», напротив. Парк Шевченко с памятником Тарасу, с его цветомузыкальными фонтанами. «Стекляшка» — вход в метро «Дзержинская». Площадь крупнейшая в стране. Памятник вождю. «Каразина» университет. Госпром — первый в стране монолит. Военная академия. Снова Сумская. Сумская. Как-то сказал классик:
Один станок — это станок, много станков — мастерская. Одна красотка — это красотка, много таких — Сумская.
Маяковский, кажется. Или ему приписывают. Далее — городской Дворец бракосочетаний имени Феликса Эдмундовича, популярный был в стране товарищ.
Лето. Он в нарядной светлой рубашке с закатанными рукавами под тёмно-серым костюмом. Рядом, держит его под руку, Валя — его Валентина. Другой рукой она обняла букет роз, прижала к себе. Волнуется Валя — без пяти минут официальная супруга. Она в подвенечном платье, на голове, как и положено фата. Красивая Валя, немного растерянная — переживает, понятно. По обе стороны от них стоят свидетели: с его стороны одноклассница Вали — Людмила, лучшая подруга. Она свидетельница от невесты. С её стороны возвышается Игорёк — его свидетель. Игорёк сам, как жених — хорош! элегантен! строг, сосредоточен. Государственный регистратор стоит напротив за столом — женщина, зрелая, ухоженная, торжественная. В руках — раскрытая папка с тиснёным гербом. Над регистратором на стене — портрет Ленина, он тоже свидетель. Женщина тогда сделала им замечание, чтобы расцепили руки, чтобы он опустил их по швам. Он в ответ улыбнулся, крепче прижал руку Валентины к своей: пусть будет так, пожалуйста, — попросил.