Антон был смят, раздавлен, разбит, подавлен, удручён, оскорблён. Ра-зо-ча-ро-ван. Он написал расписку. Нужную. Под диктовку Светы. Ушёл. Они с Игорем расстались без рукопожатия.
Антон вернулся в деревню к семье и всё рассказал жене. Загрустили. На пару загрустили, задумались. И не понимал Антон, от чего он больше удручён; от того, как найти деньги и отдать долг, или от того, что потерял друга, друзей. Потерял друга Игорька. Потерял друзей семьи. Ведь уже не будет прежних отношений. Никак не будет. Для себя он всё понял: одним товарищем стало меньше. Жаль. Крайне жаль. До потери пульса жаль. Деньги, деньги. Но разве тут в деньгах дело? Дело в отношении, в отношении к нему, в отношении к ним, к его семье. Дело в тоне, в тональности разговора. Отношения. Дело в абсолютном нежелании понять. Дело в мужской договорённости, в рукопожатии, в дружеском рукопожатии, в мужском рукопожатии, в мужском слове, в их жадности, в банальной человеческой жадности. Она лишила Игоря и Свету человечности. Для себя Антон всё понял. Ладно, жизнь продолжается. Надо браться за дело. Долги надо отдавать.
И ему повезло. Дачный сезон был в самом разгаре. Он быстро продал свой дом, свой сельский домик, свою дачу. Риелторы оценили её в полторы тысячи долларов. В Харькове всё в долларах. Но за полторы тысячи надо было заниматься. Нужно время. Времени не было, и Антон уступил, уступил сразу и первой же семейной паре, пожилой паре — первым покупателям. Под дачу. Пусть отдыхают старички, радуются природе. Место хорошее, очень хорошее, тихое и в зелени. Пусть. Хорошим людям. Хорошим соседям. Тысяча долларов, десять сотенных, один в один, новых, хрустящих, с металлополосой, с защитой — новинка. Детей и жену Антон отправил к родителям. Кое-что из вещей забрал. Мебель старая пусть остаётся. Куда её? Инструмент, инвентарь сельскохозяйственный забрал. Они покупателям не нужны. Пару лопат, тяпку он оставил им на всякий случай.
Деньги Игорю отвёз сразу к ним на квартиру, утром, воскресным утром. Ровно две недели спустя после того дня, после дня рождения. Молча отдал, забрал расписку. Потребовал. О ней как будто и не вспомнили. Они. Он напомнил. Молча ушёл. Руки не протянул. Всё. Эта глава его жизни была закрыта, перевёрнута. Он так думал. Думал, что забудет, выкинет из головы. Обида, правда, осталась, глубокая обида, разочарование. Первое, серьёзное в его жизни разочарование. Затаилось. Спряталось.
Глава 3. Отшельник
Несколько лет назад, летом, в июле месяце у старика случились посетители, постояльцы, неожиданные, не званные, случайные. Случайные ли? Кто знает. На одну ночь. Всего на одну ночь. Молодая женщина и ребёнок. Событие! Да. Много долгих лет старик жил себе один в почти полной изоляции. Он так привык жить. И в селе к нему такому давно привыкли: одинокому, нелюдимому. Отношения старика к сельчанам и наоборот, сельских к старику находились в устойчивом равновесии, с ним свыклись. Сплетни вокруг да около него стихли. Изначальные. Ещё с тех времён, когда старик, ещё не старый, только появился в селе. И поползли тогда разные слухи и домыслы. Придумки всякие. Кто? Зачем? Откуда? Теперь же он сам по себе. И они тоже, жители, сами по себе. Да и кому теперь-то, старый, нужен? Стал нужен. Кто-то где-то сказал: человек интересен и нужен только своим, близким. Старик с этим был согласен вполне. Мог лишь добавить: и чем старше человек, тем уже круг его близких. Круг своих.