Я провожу руками вверх и вниз по его груди, наслаждаясь тем, как потрясающе он себя чувствует, прежде чем запустить руку в его треники.
В тот момент, когда мои пальцы обхватывают его твердый член, выражение его лица становится напряженным.
На секунду я забеспокоилась, что случайно причинила ему боль, но потом он простонал: — Господи, как же это чертовски приятно. —
Прежде чем я успеваю сделать что-то еще, он отстраняется от моей руки и движется вниз по моему телу, пока его широкие плечи не заставляют меня раздвинуть ноги так широко, что бедра немного горят.
Жжение быстро забывается, когда его язык проводит по моему клитору. Я все еще смотрю на звезды, и когда он сильно сосет, они расплываются от головокружительного удовольствия, проносящегося по моему телу.
Оргазм неожиданный и настолько сильный, что впервые в чистом экстазе из меня вырывается крик, который эхом разносится по горам.
Я потрясен до глубины души, потому что не знал о существовании такого удовольствия.
Доминик двигается, и пока мой оргазм все еще пульсирует во мне, я могу только наблюдать, как он спускает свои треники.
Когда он полностью обнажен, и я вижу каждый сантиметр его мускулистого тела, остается только острое чувство безопасности.
— Вы сказали, что хотите детей, — говорит он, его голос немного одышливый и хриплый.
— Да. —
— Вы принимаете какие-нибудь средства контрацепции? —
Я качаю головой. — Уже год как нет. Это влияет на мои месячные и делает их еще хуже. —
Когда он снова переползает через меня, я поднимаю руки и подставляю ему челюсть, чтобы притянуть его к себе.
Вглядываясь в мои глаза, он говорит: — Я не могу дождаться, когда ты забеременеешь нашим ребенком, Грейс. —
Когда наши рты сливаются воедино, я понимаю, что этот момент навсегда останется одним из самых дорогих в моей жизни.
Доминик устраивается на моем теле и, положив левое предплечье рядом с моей головой, свободной рукой тянется вниз между нами.
Когда он ставит свой член у моего входа, предвкушение нарастает в моей груди, и кажется, что я могу взорваться. Он толкается в меня, и когда ему удается войти в меня лишь на дюйм, я поднимаю бедра, надеясь, что это поможет.
— Ты большой, — шепчу я ему в губы.
— Я не буду торопиться, — говорит он, его голос груб и звучит откровенно хищно. — Скажи мне, как только я причиню тебе боль. —
Я киваю и целую его челюсть, наслаждаясь тем, как его щетина царапает мои губы.
Его свободная рука обхватывает мою попку, и он просовывает свое колено под мое бедро. Когда он входит в меня, он становится намного глубже, и это начинает жечь.
Не желая портить этот момент, я маскирую боль, целую и посасываю его шею.
Последним толчком он погружается в меня по самую рукоять, и, несмотря на острую боль, я слишком поглощена жарким выражением его лица, чтобы беспокоиться.
— Если ты будешь выглядеть еще сексуальнее, я самопроизвольно сгорю, — говорю я, покачивая бедрами, чтобы создать столь необходимое трение.
Доминик хихикает и спрашивает: — Ты в порядке? —
— Да, и мне будет еще лучше, если ты переедешь. —
Когда он вырывается и снова входит в меня, я понимаю всю серьезность этого момента.
Впервые в жизни я занимаюсь любовью с мужчиной.
Это не против моей воли и не насильственно.
Мы занимаемся любовью.
Доминик снова замирает и наклоняет голову. — Что это у тебя за выражение лица? —
Я тяжело сглатываю и, когда он начинает хмуриться, быстро говорю: — Я никогда не испытывала ничего подобного раньше, и это ошеломляюще хорошо. —
Облегчение снимает напряжение с его лица, и он прижимается к моему рту нежным поцелуем. Он снова вытягивается, и на этот раз его член входит в меня медленно и глубоко. Его член попадает в точку, от которой по моему телу пробегают мурашки удовольствия.
— О Боже, — прохрипела я, прижимаясь к нему всем телом.
Рот Доминика прижимается к моему, и я погружаюсь в дикий поцелуй, когда он начинает наращивать темп, разжигая огонь глубоко внутри меня.
Я провожу руками вверх и вниз по его спине, наслаждаясь тем, как под теплой кожей пульсируют его мышцы.
Он бьет в то же место, что и раньше, и я плачу ему в рот.
Его толчки становятся все грубее, и он разрывает поцелуй, чтобы прорычать: — Покричи для меня еще. —
— Доминик, — хнычу я, прижимаясь к нему изо всех сил, — все ощущения слишком сильны, чтобы с ними справиться.
Его тело движется как сила, стремящаяся завладеть каждым дюймом моего тела, и я ничего не могу сделать, кроме как подчиниться.