Я могу смириться с восточной неторопливостью – на жаре, словно в невесомости, не рекомендуется делать слишком резкие движения. И все же у всякой неторопливости есть предел, за которым может быть только спячка или кома. Я хотел популярно объяснить эту закономерность официанту, которого мы терпеливо ждали уже минут сорок или пятьдесят, но он попросту не появлялся среди столиков и зонтов открытого кафе, и его невнимание к нам я не мог списать даже на проявление национализма, так как за пустыми столами сидело не меньше десятка туркменов.
– Мне кажется, – медленно произнес Влад, едва разлепляя губы, – что сейчас идет трансляция футбола какого-нибудь престижного матча с участием местной команды. И они все прилипли к приемнику.
Из кухонного блока в самом деле раздавался напряженный голос диктора. О чем он вещал, мы понять не могли, но мне показалось, что это не спортивный комментарий. Несколько худощавых смуглых мужчин в черных тюбетейках с белыми узорами, сидящих за соседним столиком, застыли, как групповая скульптура «Хлопкоробы на отдыхе», прислушиваясь к быстрой речи комментатора. Я зачем-то нехорошо пошутил:
– Может быть, курс доллара по отношению к рублю стремительно упал? Черный понедельник…
К счастью, из-за стекол очков я не видел выражение глаз Влада. Но он заерзал на стуле, зачем-то взял из блюдца щепотку соли и посолил свой язык.
– Ерунда, – сказал он. – Не может быть.
Наконец, из дверей кухни, как голуби из голубятни, стали вылетать официанты в белых передниках. Один из них, все еще находясь под впечатлением сообщения, качал головой и бормотал себе под нос. Подойдя к нашему столику, он рассеянно извинился и машинально протер стол тряпкой.
– Два убитый, семь раненый! – сказал он нам, полагая, что мы в курсе дела. – Ай, что делают, что делают!
Он вздохнул, достал из кармана измочаленный блокнот и ручку и приступил к работе:
– Шашлык, плов, лагман, шурпа, люля-кебаб, толстолобик жареный, помидор, зелень-мелень. Водка нет.
– Кого убили-то? – спросил я.
Влада интересовали вещи более прозаические:
– Для начала четыре бутылочки ледяной колы, по лагману и по шашлычку. А там посмотрим.
Официант, кивая, выводил какие-то крючки в блокноте. Записав, он поднял на меня черные глаза.
– Ну, это… милисия им дал ультиматум, – подробно стал объяснять официант, – а они давай стрелять из «калашников». Темно, милисия не знает, что делать, ему приказ, чтоб стрелять, не давали… А эти потом ушли. Их вертолет искал, но как найдешь – горы, пустыня!
– Ничего не понимаю, – сказал я Владу вполголоса.
– А тебе это надо? – отозвался он и взглянул на официанта: – Давай, дорогой, неси еду, жрать очень хочется!
И легко подтолкнул его в спину.
– Кто-то в кого-то стрелял, кто-то кого-то ищет, – скучным голосом произнес Влад, когда официант удалился. – Как я уже далек от всей этой ерунды! Если ты, дружище, когда-нибудь займешься серьезным бизнесом, ты поймешь меня. Все побоку! Дело вытесняет на второй план всю эту ерунду, вроде политики, спорта, газет с уголовной хроникой и сплетнями…
– И женщин вытесняет? – уточнил я.
– М-м-м… – ненадолго задумался Влад. – Возможно, в какой-то степени и женщин. Видишь ли, даже маленькое увлечение, краткосрочный флирт может отвлечь тебя от дела в самый неподходящий момент. Ты допустишь серьезную ошибку – и плакали твои денежки. – Тогда я тебе сочувствую!
Влад понял, что оказался в очень невыгодном свете, и попытался исправить положение:
– Но ты не дослушал! Самое интересное заключается потом, когда сделка завершена, и я подсчитаю прибыль. Вот тогда-то можно отвязаться, ни в чем себе не отказывая. Вот тогда и наступит время подумать про женщин.
– Бизнес затягивает, Влад, – сказал я то, что когда-то от кого-то услышал. – Подсчитав прибыль, ты со всех ног снова кинешься сюда, чтобы купить бензин, но уже не восемь цистерн, а двадцать. И все начнется сначала.
Влад замолчал. В его доводах закончились козыри. Официант принес запотевшие бутылки с пепси-колой, и мы тотчас припали губами к горлышкам. Я мысленно ругал себя за нескончаемое занудство. Что за пакостная привычка портить человеку настроение! Он рад, он окрылен успехом, он полон надежд, а я на его надежды – как!
– Не переживай, – сказал я, отрываясь от опустевшей бутылки. – Когда продашь двадцать цистерн, то наймешь себе торгового агента, который вместо тебя будет ездить сюда и оформлять сделки. А ты будешь сидеть в офисе под кондером в беленькой рубашечке и щипать за попку длинноногую секретаршу.
Такая перспектива, по-моему, вдохновила Влада. Лицо его расплылось в улыбке.
– Ладно тебе! – сладким голосом протянул он. – Придумал тоже: секретарша, попочка! Сплюнь через плечо!
Мы оба сплюнули в тот момент, когда официант стал расставлять на столе глубокие косушки с лагманом и тарелки с шашлыком, присыпанным колечками лука. Подумав, что это такой своеобразный обряд, официант натянуто улыбнулся и тоже сплюнул. В общем, мы пожелали друг другу приятного аппетита.
Горячий от работы и солнца тепловоз медленно подтянул к зданию вокзала облезлые, грязно-зеленого цвета вагоны с выбитыми стеклами и пустыми оконными проемами без рам. Торчащие из проемов тряпки трепыхались на ветру, и казалось, что это машут руками измученные духотой пассажиры, в надежде, что им подадут с платформы кружку с водой.