Выбрать главу

Усмешка Дала Риона снова встала перед глазами короля. Конечно, Тристан не был дураком и видел, что почти каждый из Высшего Совета греховен. Если бы он сосредоточился и погрузился в их чувства, то узнал бы гораздо больше, но покрытый стигматами король всячески избегал своего дара. Бог создал мир совершенным, человек отверг совершенство, выбрав неповиновение и гордыню. Бог отдал им своего сына, но сына погубили неверующие. Даже после этого Бог-отец долго ждал, пока люди отвернутся от зла, а затем вырвал несколько городов из земли, расколол небо и швырнул их к безбожникам. Давняя история, трактовки которой сильно разнились, но одно было очевидно – только меч и вера помогут им выстоять. Терновник различал личные грешки членов Высшего Совета и те, которые они совершают во славу Бога-отца. Пятна на пастырях не пятнают церковь – так его учили с детства.

Когда Тристан отдал необходимые распоряжения и вошел в зал, обсуждали новую войну. Лорд-инквизитор Силье, командующий Армады, излучал высокомерный холод, пастырь Вик яростно ему оппонировал. Даже внешне они заметно отличались – сухой, непроницаемый Силье и обильный телом, легко краснеющий Вик, бородатый, одышливый. Пастырей было много, но пастырь Вик, хотя не сменил церковный титул из нарочитой скромности, мог приказывать любому из них.

– Акира – хороший выбор. Обычным дипломатам нечего делать в лагере еретиков, их выставят на посмешище, а головы насадят на кол. Тех сведений, которые нам предоставили, достаточно, чтобы понять, что Годар не собирается договариваться или потакать дипломатическим играм.

– Годар – лишь игрушка в руках да Косты и Лютера. Что может женщина, когда ее окружают знатные мужчины? Мне кажется, нам отводят глаза. А Акира – сам наполовину безбожник. Умно ли посылать к бунтовщикам человека такого происхождения?

– Тебе стоит отбросить предрассудки, Вик. Ею правит демон гордыни, а демон – мужчина, поверь. Дочь Годара удачно воспользовалась ресурсами, чтобы обзавестись сторонниками. И, судя по всему, она достаточно хорошо знает мужчин, чтобы ими управлять. За страсти легко уцепиться, а Акира – настоящий волк в шкуре ягненка. Ему давно пора себя проявить. И им не жаль пожертвовать.

Лорд-инквизитор и пастырь Вик редко соглашались друг с другом.

– О чем вообще можно разговаривать с людьми, которые едва не сожгли пастыря да Косту? Само ее существование – оскорбление Бога! – продолжал горячиться Вик.

– Бога нельзя оскорбить, пастырь. А позиция на краю города мертвых связывает нам руки. Не стоит его зря тревожить. К тому же я бы предпочел получить рабочие шахты, а не развалины, которые придется восстанавливать месяцами. – Лорд-инквизитор был непоколебим.

– Годар утверждает, что никакого Бога-отца не существует и что мы должны перестать досаждать шуай, раз уж попали в их мир, – не унимался Вик. – Их мир! Как будто язычникам что-то может принадлежать! Не говоря уже о том, что Годар идет против женского естества, владея имуществом и командуя людьми.

– Понимаю ваше возмущение, – сказал лорд-инквизитор, – однако мы должны подождать.

– Многие считают, что нам стоит отложить мечи ради милосердия, – заметил молчавший до этого пастырь, одетый в черное. – Господь не только суров, но и милостив, а об этом мы позабыли.

– Многие – это кто? Вы, пастырь Морган? Мы живем в суровое время, в суровых местах, и только на огонь сердца и меч Бога-отца можем мы уповать, – возмутился Вик.

Пастырь Морган поджал губы, но возражать не стал.

Тристан каждый раз поражался идеям, приходящим в голову еретикам. Они были неистощимы на вычурные фантазии. Он попытался представить мир, в котором нет Бога, нет порядка, нет высшей цели, и просто не сумел. Если нет Бога, то все позволено, мир рухнет.

– Король Тристан! – заметил его Вик. – Пастырь Бэкер очень ждал вас для разговора.

Все остальные участники Совета, которых набиралось около десятка человек, немедленно уставились на короля. Он вежливо раскланялся и закрыл за собой дверь.

Пастырь Бэкер являлся наставником Тристана с юных лет. В нем не осталось ни капли милосердия или участия, Бэкер – выжженная земля, пес Бога-отца, мыслящий только категориями наказания. Сначала король его ненавидел, но затем начал любить, как любят розгу, выбивающую дурные мысли.

– Меня пытались прикончить, – начал он разговор с Бэкером, раздраженный приемом Совета.

– Какие неприятные новости, мой мальчик. – Пастырь даже не поднял голову от бумаг.