И прежде чем я успела что-либо понять, он уже распахнул дверь и, полностью одетый, вошел вместе со мной в душ.
Вода прижимала его волосы к голове и стекала со лба, скрывая глаза в тени. Рубашка мгновенно стала прозрачной, а брюки, предназначенные только для химчистки, были испорчены.
Душевая кабина была просторной. Раньше мы делили её, но тогда нам было более чем приятно находиться в одном пространстве, в одном сердцебиении. Теперь же, когда я пыталась удержать его от прикосновений, она казалась невероятно маленькой.
Шон прижал меня спиной к кафельной стене, схватил за запястья и вывернул мне руки над головой, зажав их левой рукой. Он был правшой, но огнестрельное ранение в левый висок затронуло и правую сторону, и он всё ещё восстанавливал силу хватки. Тот факт, что он намеренно выбрал более сильную руку, вопреки естественному доминированию, заставил меня тревожно зазвенеть.
«Меня не было „здесь“, когда вы приехали, но я был рядом, — сказал он затем диким шёпотом. — Достаточно близко, чтобы увидеть ваше тёплое прощание с Паркером. Человеком, на которого вы работаете. Человеком, с которым я сотрудничаю. Человеком, которому я должен доверять».
Я дёрнула руками, но он усилил хватку, вытянув мои руки над головой ещё сильнее, пока мои мышцы не начали дрожать. Он наклонился ко мне, упершись правой рукой в стену рядом со мной для равновесия.
И все это время вода обрушивалась на нас обоих, словно тропический тайфун.
«И как долго это продолжается между вами, Чарли?
Ты использовала его как замену мне все те месяцы, когда меня не было рядом, чтобы… удовлетворить тебя? Сколько же ты ждала, прежде чем вы с ним…
«Хватит!» — рявкнула я, и мой голос дрожал от гнева. «Думай обо мне самое худшее, если хочешь, Шон. Почему бы и нет? Ты всегда так делал. Но не вмешивай в это Паркера!»
«Как я могу это сделать?» — спросил он, — «когда я видел, как ты подошла к нему, и как он тебя поцеловал. Ему, наверное, очень плохо, да?»
Он наклонился ещё ближе, так что вода с его лица плеснула мне на лицо. Я сказала себе, что именно поэтому закрыла глаза. «Поэтому, думаю, я имею право знать: он прикасается к тебе вот так?»
Я начал: «У тебя нет никаких прав...»
Свободной рукой Шон скользнул по моим рёбрам, обхватив грудь, и терзая пальцами, которые умели причинять как интимное удовольствие, так и боль. Слишком долго меня отталкивали, и я невольно ответила.
Тепло разлилось внизу моего живота, заливая кожу.
Шон почувствовал это и невесело рассмеялся.
«Или это?»
В наказание он завладел моим ртом, а его руки удерживали меня на грани между сдержанностью и лаской.
Я ахнула ему на язык, и он проглотил этот тихий стон, словно украв мой голос и душу. С самого начала Шон, казалось, знал все секреты моего тела. Чёрт возьми, он создал большинство из них. Я высвободила рот.
«Я никогда не спала с Паркером!» — кричала я в ярости. «Да, я знаю, что он ко мне чувствует. Но он знает, что я не могу дать ему то, чего он действительно хочет, и он никогда не станет заставлять меня пытаться».
Не знаю, что его в итоге зацепило. Может, слово «сила».
Это и тот факт, что Паркер — его друг, даже его наставник —
не опустился бы так низко.
Шон поднял голову. Я почувствовал, как он потерял равновесие, уперся правой рукой и резко дернул левой вниз, вращая кулаком сустав между его указательным и большим пальцами — самую слабую часть его хватки.
Его руку потянули в разные стороны, и она раскрылась.
Я согнула колени, почти присев на корточки в душевом поддоне, затем опустила пятки вниз и резко поднялась. Я держала руки согнутыми у груди, используя силу ног. Оба сжатых кулака, резко направленные вверх, угодили в мясистую V-образную впадину под рёбрами Шона с такой силой, что даже в ограниченном пространстве парализовало его диафрагму.
Он упал назад, его грудь тяжело вздымалась, когда он пытался набрать в легкие воздуха.
Не выключая воду, я взяла его под руку спереди и потащила. Прежде чем он успел опомниться, я вытащила его задом наперёд из душевой кабины, проковыляла через ванную в коридор.
Этот приём был импровизированным приёмом ближнего боя, возникшим из-за необходимости боя в замкнутом пространстве. Болевой приём на руку был стандартным для нейтрализации и устранения нарушителей порядка из толпы. Мне было интересно, не покажется ли Шону ироничным, что именно он научил меня этому приёму.
В гостиной я обвела его вокруг открытой дорожной сумки и швырнула на подлокотник дивана. Он тяжело приземлился на подушки, всё ещё хватая ртом воздух, а теперь ещё и дрожал в промокшей одежде.
Костюм всё равно уже не подлежал ремонту, поэтому я не был осторожен, снимая с него штаны и всё, что было под ними. Почему я должен быть один голый?