— Ну, это мы посмотрим!
— Одна нога торчит из-под одеяла, сейчас же спрячь!
Молодой человек послушно прячет ногу. Девушка делает два-три шага по направлению к постели.
— Натяни одеяло повыше, до самой шеи, убери руки!
— Неужели нельзя оставить хотя бы одну?
— Нельзя. По крайней мере, опусти рукав у рубашки, посмотри, что у тебя за рука!
— А что?! Ну, немного волосатая.
— Ах, немного? Горилла!
Девушка присела в ногах кровати и вновь принялась за шитье.
— Сядь сюда… поближе.
— Я сижу достаточно близко.
— Еще ближе!
— Такого уговору не было.
— У каждого уговора есть свои отступления. Ты же видишь, я не могу до тебя даже кончиком пальца дотянуться.
— Вот и прекрасно, — отвечает девушка, продолжая шить.
— Нет.
— Да.
— Как же «да», если — нет… Сядь поближе, я хочу тебе что-то сказать.
— Мне и так хорошо слышно.
— Я хочу сказать потихоньку.
— Ну и говори на здоровье.
— Придвинься хоть чуточку ближе… чего ты возле ног… ты же знаешь, какие у меня ноги… еще хуже, чем руки.
— Ничего я не знаю.
— Имей в виду, я повернусь к тебе спиной, если ты не сядешь поближе.
— Вот испугал!
Лутвей поворачивается лицом к стене, девушка придвигается немного ближе к изголовью и произносит:
— Спокойной ночи!
Секунда — и молодой человек вновь перевертывается на другой бок, сгибает свое тело полукругом и заключает в него сидящую на постели Тикси.
— Какое у тебя еще было условие? — спрашивает Лутвей.
— Ответь сначала, что ты собирался мне сказать.
— Нет, сперва скажи свое условие.
— Ты должен ответить первым.
— И не подумаю.
— Я тоже.
— Ну и каприза же ты, — произнес молодой человек, и в его голосе затрепетало желание — так трепещет пыльца цветущей ржи в голубоватом мареве летнего дня.
— Я тебя уколю, — предупредила девушка. Но в ее по-детски игривом тоне зазвучали новые нотки: казалось, это весенний тонкий ледок ломается под копытцем испуганной лани — хрустально звенящие осколки словно бы покалывают немного, но это не причиняет боли, лишь возбуждает.
— Тикси, моя Тикси, — прошептал молодой человек раскаянно, и полукружье его тела сжалось еще сильнее. Правая рука выпросталась из-под одеяла и обвилась вокруг хрупких плеч девушки. Голова приподнялась с подушки, губы потянулись к занятой шитьем ручке. Однако путь им преградила иголка, маленькая, но острая, угрожающе поблескивающая иголка. Губы чуть помедлили, — об этом можно было лишь догадаться, настолько мгновенной и незаметной была задержка, — и припали к руке.
— Боже мой! Ты с ума сошел! — воскликнула девушка. — Тебе больно? Ты укололся? Дай посмотрю!
Тикси нетерпеливо схватила голову молодого человека и сдавила большими пальцами рук его нижнюю губу, на коже выступила капелька крови.
— Бог правду видит, — сказала Тикси. — Так тебе и надо, так и надо! Поделом, поделом! Не нужно было меня трогать! Я же говорила тебе, не вертись, но разве ты слушаешься. Поделом, поделом!
С этими словами девушка покрывала поцелуями губы молодого человека, на которых все вновь и вновь розовым прыщиком проступала капелька крови.
2
— А у тебя кончик носа холодный, — сказал наконец со смехом Лутвей, выбрав мгновение между поцелуями.
— Помолчи! — ответила девушка и опустила голову молодого человека на подушку.
— Знаешь что? Набей-ка мне трубочку, — попросил Лутвей.
— Именно насчет трубочки я и собиралась поставить тебе условие.
— Вот как! Нет, этот номер не пройдет. Все, что угодно, только не это. Разве тебе не ясно: ты не можешь жить без поцелуев, а я — без трубки. Поцелуи расслабляют человека, а…
— Я опять уколю тебя!
— …трубка подтягивает. Ты только представь себе эту идиллию: ты сидишь и шьешь, а я лежу и попыхиваю трубочкой, изогнутый чубук трубки покоится на моей груди… прямо как в каком-нибудь романе, описывающем прелести семейной жизни.
— В комнате полно дыма, приятно воняет пивом, тускло, душно, прямо как в трактире, — подхватывает девушка, подражая тону молодого человека.
— Будь добра, принеси табак, а трубку со стены я уж и сам как-нибудь достану, тогда я скажу, что обещал.
— Ты злоупотребляешь моим любопытством.
— Но это единственное, чем я злоупотребляю, когда дело касается тебя, — произнес молодой человек после того, как девушка положила к нему на грудь коробку с табаком и вновь присела на край постели.