У девушки волосы цвета прекрасного тёмного агата, она говорит прерывающимся голосом, по лицу пробежала гримаса боли:
«Вот уже как три года у меня иллюзорная катаракта, я не могу воспринимать реальность объективно. Наши реки давно иссохли, а я заметила это лишь сейчас. И вот что я тебе скажу. Пелена с глаз упала, и я не желаю так больше жить!» — воскликнула девушка, собирая вещи.
«Постой, Мари, не кипятись так, что я такого сделал?» — удивился мужской силуэт.
«Что ты такого сделал? А блуд что, больше не считается?»
«Ну ты же знаешь мою натуру...»
«Твоя изнанка — в бардаках, а у меня лишь в голове бардак. Этим мы и различаемся. Мне более неугодна твоя натура, и если ты не желаешь идти к чёрту, то пойду я!»
Мари хлопнула дверью и бросилась прочь, мечущая искры из-под ног. Проговаривала про себя: «Я теперь бездомная, бездомная». Я бежала вместе с ней и повторяла: «Я смола на изломе ветки». Мы сливались в единое целое, её мысли, мои мысли — всё перемешалось в голове.
Всё ли при себе?
Обезболивающее, лезвие — всё. Как я от этого устала: который мужчина — и всё по кругу, по порочному кругу. Чёртовы неофиты блуда. Избитые истины. Я сама нахожу себе волдыри, но сейчас надо думать, куда пойти... На улице? Ну нет, хочу наполнить тёплую ванночку и размякнуть, измельчиться в порошок, раствориться и обратиться в ничто.
Так, друзья... друзья.
Есть они вообще у меня?
Но кто пустит меня в столь поздний час? Мы все бежали непонятно куда, всё вокруг стало единым шумовым пятном, инородным телом, что мешает думать. Но шум — это всего лишь шум, сосредоточься, Мари. Точно! Эврика! К Генриетте: у неё всегда нараспашку, и эпидемией чумы её не разбудишь.
Врываюсь в квартиру — где же тут этот кусок грязного чугуна? Спи, Генриетта, спи, разинув свой ротик, залетит яд крысиный — лучший антибиотик. Как ты меня раздражаешь — может, поджечь тебя, исколов гвоздями, искромсав сплошь дырками? Ты будешь чудесным решетом.
Пир на весь мир, а человеческое мясо вкусное, поджаристое, с корочкой. Ммм... Как там говорила Скарлетт? «Я подумаю об этом завтра, а сегодня — смерть!» Точно, именно так, ха!
Ванна становится полной.
Глотаю болеутоляющее. Да что мне одна пачка? Это порция для мухи. Больше. Только без спешки, Мари, без спешки, вечно ты торопишься, насладись моментом! Каким ещё таким моментом? Разве я не хочу быстрее со всем расстаться, с этими ненасытными работодателями и носителями меча в штанах?
Спокойно, что там должно быть на уме у меня? Слёзы, сопли? Делаю первый порез — как он красиво растекается! Мне всегда нравилось рисовать деревья, и это будет моё последнее дерево, вскормленное моей грудью и выращенное на моей крови. Я сама нашла себе могилу, и, признаюсь, она прекраснее, чем я ожидала: такая красная, красная, красная...
Красная? Я проснулась от тряски. Сон как рукой сняло. Мари не было поблизости. Что происходит? Меня кинуло в дрожь. Я же спала и видела такой чудесный сон. Где я? Почему я в мешке? Эй, выпустите меня.
Как и кто засунул меня в мешок, а главное — зачем? Видать, подростки восстали из газеты и шутят свои глупые шуточки. Концов не соберёшь.
Сознание туманилось — мутная вода вместо мозгов. Меня тащит человек, я слышу, как он дышит — долго, мерзко дышит, готова поклясться, что у него воняет изо рта, зловонное дыхание, я бьюсь телом о его широкую спину.
На улице ни звука, кажется, сейчас глубокая ночь, всё вокруг спит и не слышит моих криков, словно намеренно отстраняется, как люди от ждущего помощи.
Чувствую, как бьётся моё сердце, быстро, сбивается наперегонки с прочими — вырваться, только бы вырваться... Царапаю, кусаю мешок — слишком плотный материал, увы. А человек всё идёт и идёт, неся меня непонятно куда.
Пытаюсь успокоиться: что бы он ни сделал, это не будет страшно. Не будет. Остановка, следующая станция — придуши себя в мешке, прежде чем этот извращенец до тебя доберётся. Он останавливается, режет мешок в отверстие около рта и бросает меня в какую-то яму, чувствую хруст и невыносимую, неисполнимую никакой актёрской игрой боль, она разорвёт меня на части, да и что там рвать — я и так по частям: иногда ночами слышу, как эти части шепчутся, ругаются между собой.
«Кто главный?»
«Я тут главная, я же голова!»
«А я говорю, хочу в прах превратиться!»