И был бесконечно одинок.
Брат был далеко, и даже будь он рядом, Алдия уже не был бы уверен, что Вендрик — всё тот же Вендрик, а не марионетка Нашандры. Он уже понял, что ему не под силу разгадать игру этого порождения Тьмы, принявшего облик королевы.
Шаналотта, единственное родное существо, была теперь опасна для архимага. Новая тёмная сущность Алдии даже на расстоянии ощущала исходящие от дракона волны враждебности и того, что люди назвали бы ненавистью — а драконы, по определению, не должны были бы испытывать подобных сильных эмоций.
Лекс… Лекса давно уже нет. Да и в последние годы совместной работы, уже после появления Шаналотты, Алдия вряд ли узнавал своего старого друга. Всё-таки прошедшие после окончания академии десятилетия жизни в страхе и страданиях не могли не сказаться на нём. Возможно, Тьма уже давно присматривалась к Алдии, искала лазейки, тайные ходы… И Лекс стал просто одной из ловушек, расставленных на разум архимага. Какими путями Лекс добирался до цитадели Алдии? Какие испытания ему пришлось преодолеть? Он так толком и не рассказал о том, как и чем он жил с того дня, как их с Алдией пути разошлись. Упомянул только, что некоторое время работал вместе с чернокнижником Навлааном… И Алдия, мгновенно уцепившись за это имя, начал расспрашивать Лекса о нём. Может, именно это и оттолкнуло старого друга, помешало ему быть более откровенным в рассказах о себе? Глаза Алдии наверняка так загорелись при упоминании Навлаана, что Лекс мгновенно понял — его собственные злоключения и победы интересуют бывшего сокурсника намного меньше…
Одержимость — это плохо. Чем бы ты ни был одержим — это плохо в любом случае. Это разрушительно — и для твоей души, и для тех, кто тебя окружает. И для твоих связей с другими людьми и с внешним миром.
А уж как это одержимость опасна для своего объекта — и упоминать не стоит.
Навлаан…
Как он стал таким? Подающий надежды юный маг, затем — одарённый студент, блестящий теоретик, опытный и искусный практик, сведущий в самых разных магических техниках. Он горел желанием послужить своими силами и знаниями на благо добра и Света — а оказался адептом Тьмы. Что привело его на этот путь, как не одержимость? И одержимость самого Навлаана недостижимыми идеалами — благополучием и бессмертием для всего человечества, и одержимость этого самого человечества личностью тёмного мага.
Внимание. Любопытство. Восхищение.
Они пьют из нас кровь.
И поэтому Алдия был так рад уединению и своей жуткой репутации, отталкивающей досужих собирателей сенсаций.
Он был рад возможности дозировать то зло, которое несёт в мир.
А теперь он был лишён этой возможности. И ситуация как раз именно в это время потребовала от него нарушить свое уединение.
Что выбрать? Как поступить? Как… не сделать ещё хуже?
И не скажешь ведь, что хуже уже некуда. Есть куда. Может стать намного, намного хуже. Алдии, мягко говоря, очень не нравилось осознавать, что половину времени теперь он не контролирует своё поведение рассудком. Ведь так и живут полые — действуя на уровне примитивных реакций: голод, страх, агрессия. Не осмысливая своих действий, не оценивая их последствий. Как неразумные звери. Но гораздо более опасные. У зверя на самом деле не так много возможностей причинить вред человеку. Тот может быть вооружен, защищен доспехом, стенами дома, огнём… А от человека такими мерами не защититься. Всё то оружие и вся та защита, что есть у тебя, есть и у твоего врага. И, в отличие от тебя, руку полого с занесённым топором не остановят соображения морали или страх перед неотвратимостью наказания. Ему нужна твоя смерть. И ты умрёшь.
Или же сам станешь полым и пойдёшь убивать других живых.
Рейме. Сейчас.
После отъезда Алдии в Дранглике стало одновременно спокойнее и тревожнее. Придворные и слуги вздохнули с облегчением: никто больше не прислушивался к звукам, доносящимся из подземелий, и не втягивал голову в плечи, заслышав чьи-то быстрые шаги за спиной. Рейме поражался глупости и невежеству обитателей замка: ни разу в жизни Алдия никого не заколдовал и не испепелил просто так, мимоходом, а люди боялись архимага так, будто он проделывал это постоянно.
Вот что значит страшиться того, чего не понимаешь…
Никто не мог понять, почему Алдия, которому давно перевалило за три человеческих века, до сих пор жив, но при этом не является нежитью. И это одинаково пугало и живых, и немёртвых обитателей замка. Он для всех был чужим.
Так что спокойнее после отъезда Алдии стало, пожалуй, всем, кроме Рейме. И Вендрика, насколько капитан мог понять. Король не говорил со своими Защитниками о брате, о его изгнании и о роли в этом королевы, но Рейме видел: короля что-то гнетёт. И учащающиеся «приступы» Проклятия только усиливают ощущение медленного, но неотвратимого падения в пропасть.
Дранглик падёт. Это лишь вопрос времени.
Пользуясь тем, что в войне с гигантами наступило затишье, вызванное очередной попыткой сторон провести конструктивные переговоры, Рейме всё свободное время проводил в библиотеке: искал новые зацепки, какие-то косвенные доказательства, с которыми можно было бы прийти к королю и предостеречь, уговорить хотя бы быть чуть внимательнее…
И ему повезло.
Однажды ночью уставший до полуобморока Рейме, передвигая стопки книг на библиотечном столе, нечаянно сбросил на пол старый трактат о тактике ведения боя в лесистой местности, который намеревался дать на изучение одному из новоиспечённых лейтенантов своего отряда. Книга в падении раскрылась, и из нее выпал сложенный вдвое листок пергамента. Беззвучно ругаясь, капитан наклонился, поднял книгу и листок… и замер, не выпрямившись до конца, впившись взглядом в непривычную вязь тёмно-коричневых букв на мягком от старости, как ткань, пергаменте.
Текст был написан на древнем языке, который мало кто из ныне живущих разбирал достаточно, чтобы быть уверенным в правильном толковании написанного. Рейме был одним из тех немногих, кто свободно читал на этом языке. Десятилетия поисков исторических сведений о прошлых витках цикла Возжигания не прошли даром. Без знания этого языка нечего было и думать об изучении любого документа, связанного с самым первым циклом Эры Огня, последовавшим за Битвой с Драконами и принесшим в мир Первородный Грех.
Найденный листок, судя по всему, когда-то был частью длинного свитка, от которого кто-то небрежно оторвал начало и конец. Но то, что капитан прочитал на сохранившемся куске пергамента длиной чуть больше двух ладоней, заставило немёртвого похолодеть и покрыться испариной, будто обычного человека.
Автор упоминал в тексте название документа целиком: «Трактат о Тёмной Душе». Судя по начинавшейся с середины предложения первой строке, выше линии отрыва речь шла о падении Олачиля и подвиге легендарного рыцаря, мечника-левши Арториаса, сумевшего обуздать Бездну. Сохранившийся фрагмент содержал пространное описание доказательств того, что предположительно вовсе не Арториас победил Мануса Отца Бездны, а некая нежить, чьё имя история не сохранила. И в самом конце отрывка (в буквальном смысле отрывка!) начиналась и обрывалась на полуслове фраза:
«Но если вы полагаете, что Тьма отказалась от своих притязаний, значит, вы никогда не лежали ночью без сна, обуреваемые гневом, алчностью или скованные страхом; никогда ваше сердце в непроглядной темноте не сжимала ледяная рука одиночества. И только решимость в такие ночи помогает дожить до первых лучей рассвета. Манус не исчез, Тьма не отступила, она не успокоится, пока не получит то, что считает своим по праву».
«…должно стать моим! Оно моё по праву!» — немедленно вспомнил Рейме, потряс головой и принялся разбирать неудобочитаемые рукописные буквы дальше.
«Первый Человек не оставил надежды дать своим детям то, чего они достойны. Бог Света обманул Свет, но никогда он не сможет обмануть Тьму. Пламя алчет Тёмных душ, а души алчут Тьмы. Душа Отца Бездны разделена, но каждый. даже самый мелкий её осколок силён и опасен. Берегись. Когда увидишь, как алый и белый, лиловый и серебряный сливаются воедино, настанет…»