Дышать и вправду стало лучше.
«Я же воин, откуда эти слёзы?
Огни за окном уже превращаются в звёзды...»
– Мааам, а что такое звёзды? - за фанерной дверью послышался тоненький голосок. Вопрос явно поставил неизвестную маму в тупик.
– Ну это… Огоньки такие, в небе.
– В небе? Ух ты. А ты их видела? Они летают? А небо - оно какое?
И так далее — целая цепочка животрепещущих вопросов, зацепившихся за случайно оброненное слово.
Курьер бодро миновал кабинку, из которой доносился диалог и направился к центру станции. По обе стороны от него проплывали такие же безликие кабинки, по две или даже три двери. Или вообще без двери как таковой - проём просто загораживала тряпка. Оставалось лишь догадываться, сколько человек может помешаться в таком жилище. Наверняка больше, чем хотелось бы. Все проёмы между массивными колоннами были оборудованы под жильё. У самих колонн удачно пристроились трёхъярусные нары, собранные из вагонных кресел. Лежанки были в основном пусты - тут обычно отдыхала охрана, работники станции и просто гости. В ночном режиме свет подавался только на колонны, через одну. Светильники под потолком не горели.
Курьер шаркает разбитыми башмаками, оставляя грязные следы на потёртых плитах. В кабинках слышны приглушённые голоса, скрипят лежанки. Кого-то душит кашель. Из глубины станции доносится мелодичное пение — хотя и поют-то вполголоса. Всё и всем отовсюду слышно. Как тут вообще можно уснуть? Стенки фанерные, из вагонов. Двери — оттуда же, некоторые даже со стёклами, закрашенными или занавешенными изнутри. Кое-где ещё можно разглядеть надпись «Не прислоняться».
«Сегодня не мой день, и что такого?
Сегодня… Но я попробую снова...»
В центре у лестницы скучал второй дежурный.
– Табачок есть? - без особой надежды спросил он.
– Извиняй, по дороге всё раздал, - развёл руками курьер и спросил, кивая на лестницу, – У себя?
– Где ж им быть, ступай. Только не наследи...
Курьер хмыкнул:
– Чистюли, тоже мне. Проветривали бы лучше. А насчёт табака спроси, вон, у ворот, - посоветовал он.
Охранник хищно облизнулся и посмотрел в сторону первого поста. Он колебался, чтобы готовый сорваться с места тотчас же, но видимо решил обождать, пока посетитель спустится вниз. Поспешно удаляющиеся шаги подтвердили догадку курьера. Тот уже стучал в дверцу, перекочевавшую из кабины машиниста в импровизированный кабинет, оборудованный прямо под гермоворотами, отделяющими Курскую от широкого коридора, примыкающего к кольцевой. Там, вероятно, теперь находился склад, а руководство радиальной станции располагалось в закутке перед ним. Очевидно, для пущей защиты припасов.
Курьер разгладил свои бумаги и вошёл, проигнорировав коврик для ног. По сравнению с остальной станцией кабинет сошёл бы за стерильный. Пол сверкал чистотой, по углам не клубилась пыль, с потолков не свисала паутина. Четверо человек разного возраста — от среднего до преклонного — сидели за столами в белых халатах, что подчёркивало не сколько их статус, сколько стремление к чистоте. Курьер с немытой головой и в измазанном машинным маслом костюме мог показаться им не столько лишним, сколько враждебным.
Но его это совершенно не волновало. Он коротко кивнул присутствующим и протянул лысоватому субъекту в роговых очках измятые листки.
– Ооо! Добрый вечер, уважаемый. Ну-с, что у вас? - очкарик деловито разглядел бумажки, держа их кончиками пальцев.
– Здрасте… Тут это. Свежие сводки… и нормы ещё. Начальник распорядился огласить сегодня. За задержку извиняюсь, эм… Дорожные издержки.
– Ну, сегодня так сегодня, время ещё есть. А начальник сам — где?
– Наверное, утром будет, - пожал плечами визитёр, – Заседание у них, на Театральной.
– Заседают, ага! - подала голос необъятная дама из угла кабинета.
– Алевтина Михайловна, ну пожалуйста! – взмолился учёный. Он почти на цыпочках подбежал к женщине и положил иссушенную руку на её плечо.
– Нет-нет, на здоровье, пусть. Лишь бы работать не мешали, – Алевтина мягко отстранила коллегу, от чего тот едва не плюхнулся на пол и и плавно перекатилась к его столу.