Гранитный пол дрожал под её ногами. Женщина брезгливо осмотрела сводки и нормы, затем смерила презрительным взглядом курьера. Обнаружив под его ногами характерное пятно, женщина насупила нос, надула губы и щёки, сдвинула вместе тектонические плиты бровей. В общем, всё её мощное лицо пошло буграми и складками, клокочущими от негодования.
– Молодой человек, попросите на обратном пути, чтобы дневальный наполнил графин, – холодным тоном процедила она.
– А? Ладно, хорошо.
– У вас всё?
– Эм, да...
– Тогда всего доброго, обратной почты не будет…
Курьер вытер руки о засаленную гимнастёрку, заставив Алевтину скривиться настолько, что глаз стало совсем не видно, и осторожно принял из её лап графин. Он снова раскланялся, а ещё расшаркался и выскользнул за дверь.
– … И пусть швабру принесёт! – услышал он.
Курьер поднялся на платформу и не обнаружил там дневального. Графин остался сиротливо стоять на табуретке у лестницы. Визитёр скрылся в сумерках ночного освещения. У выхода со станции что-то негромко прошелестело, глухо упало и затихло. Тихие переливы песни продолжали доноситься из чьей-то кабинки.
«Не плачь малыш, все это снег и пепел.
Сегодня больно, а завтра уже пройдет»
А внизу бушевала женщина необъятных габаритов:
– Ох, ну вы посмотрите, опять наследил! Разуваться не учили,? А убирать кому? Не допросишься…, – она всплеснула руками, прогромыхала к своему столу и начала перекладывать с места на место книги, учётные журналы и разную мелкую канцелярию, – Нет, коллеги. Вы как хотите, а я подаю запрос на перевод в правительственный сектор!
– Правительственный, говорите? – подал голос моложавый мужчина с мелкими очагами зарождающейся бороды на лице, – Знаем, плавали. Уютное местечко. Вентиляция, бойлерная. Вода не по талонам, да и продуктовые нормы побогаче, скажем так. Да и кабинетик какой-никакой, а у каждого свой, – последние слова мужчина произнёс с мечтательными нотками.
– Тебя, Егор, послушать, так просто райские кущи, – четвёртый субъект, скрючившийся как знак вопроса над микроскопом, оторвался на миг от своего занятия, – Чего ж ты тут забыл тогда? Сидел бы, хе, в правительстве.
– Правительство, тоже мне, пф-ф-ф… – фыркнула Алевтина.
– Вот и я об этом, – отозвался Егор, – Обстановка напряжённая. Начальство, да - два с половиной человека. Но до того деспотичные, до того запуганные! В общем, не смог я там. Лучше уж на станции работать, поближе к народу, к нормальным, так сказать, людям. И ничего, что грязно, я считаю.
– Это тебе ничего. А мы, вон, с Алевтиной, драим по три раза на дню, – очкарик сокрушённо поглядывал на лужицу у приоткрытой двери, и всем своим видом выражал тоску от того что его рабочее место расположено к ней ближе всего. Его зона комфорта находилась под угрозой наступления тотального чёрного пятна.
– Антисанитария! – рубанула Алевтина. Её книги продолжали вертеться в круговороте бессмысленных перестановок, – А если инфекция - что тогда? Месячная норма по медикаментам в первую же неделю уходит. Одна зелёнка осталась.
– Ну и пусть, – не уступал Егор, – Напачкали - вытрем. Это поправимо. Зато мы сами себе хозяева. Нас уважают. С нами считаются. Скажете, нет?
– А вот возьми да вытри, – съязвила Алевтина
– Иллюзия, Егор… – небрежно бросил увлечённый лаборант, вертя ручки тубуса.
– Ваш оптимизм, Виктор Павлович, не перестаёт меня вдохновлять. Вот вы, к примеру, чем заняты?
– Всему своё время… Расскажу, когда закончу...
– Да я не об этом. Вы — мы — здесь ведь не просто так. Мы несём пользу, реальную пользу!
– Это какую же? - поинтересовался Виктор Павлович.
– То есть как это "какую"? Очевидно же, мы способствуем выживанию, страдания облегчаем.
– Смотри за дверью так не ляпни, Егор, – покачал головой очкарик, всё ещё подозрительно косящийся на пятно.
– Бюрократию и волокиту разводим, – вставила Алевтина. Уборка на столе её утомила, женщина уселась на стул и тот жалобно скрипнул.
– Лично я мечтаю о более важных исследованиях, – заговорил мужчина в очках, задумчиво гоняя по обшарпанному столу курьерские листки.