Остальные постояльцы не выделялись из общей массы и выглядели вполне обычными. Одинаковые пижамы, одинаковые угрюмые лица и коротко остриженные волосы. Лишь две камеры из оставшихся – а вернее их постояльцы -- вызвали у Ильи интерес.
В камере номер двадцать сидел жилистый старик. Остатки мускулов ещё проступали под посеревшей кожей, туго обтягивающей скелет. Его ноги сплошь были покрыты шрамами и старыми рубцами. На груди и боках, а так же на лице виднелись следы синяков и подтёков — старика не так давно крепко избили. Все эти нелицеприятные подробности бросились Илье в глаза во многом потому что густая колючая борода была единственным, что прикрывало старческую наготу. Пижама, аккуратно сложенная, покоилась в изголовье кровати, в то время как её владелец спокойно сидел на краешке в чём мать родила и курил папиросу. Когда открылась дверь, старик стряхнул столбик пепла в открытый зелёный контейнер, стоящий у кровати. Кучка окурков уже покоилась в нём. Дед закрыл крышку и, не вставая, подопнул контейнер к дверям. Вован ответил ему тем же – с синим контейнером – на чём и разошлись.
– Кто это? – спросил Илья у Семёна Павловича.
– Загадочная личность. Не говорит ни слова.
– А почему голый?
– Чтоб одежду не пачкать.
– Вы его.. того? – осторожно поинтересовался Илья.
– Чего — того? – с непониманием ответил Семён Павлович.
– Ну… пытаете?
Сказать напрямую «бьёте» Илья не отважился, чтобы это не показалось предосудительным.
– Боже упаси! – воскликнул начальник. Оба Вована дружно помотали головами. Семён Павлович пояснил, – Это его владелец мудохает. Каждую неделю. Иногда реже. А нам-то оно на кой?
– Владелец?
– Ну, тот, кто прислал. Непосредственный заказчик. Что он из него выбивает — непонятно, но каждый раз оставляет полуживого. А дед тоже наш человек, – Семён Павлович усмехнулся, – Иногда крепко так ему выписывает. За себя постоять может.
– Такие всегда выживают, – сказал Вован.
– Вот-вот, – вставил второй Вован, – Я слышал, он половину метро кошмарил, пока его не поймали.
– Не было такого, – отрезал начальник, – Но что-то с ним нечисто. Впрочем, как и со всеми.
В двадцать пятой камере, где Илья имел возможность лицезреть бывших товарищей, царило большое оживление. Они о чём-то горячо спорили, беззвучно толкая друг друга. Казалось, вот-вот начнётся драка — лица раскраснелись, волосы взъерошены.
– Там какая-то разборка, – доложил Илья.
Вован постучал в дверь несколько раз.
– Полная готовность, ребята, – сказал Семён Павлович. Он распахнул бушлат и достал пистолет из скрытой кобуры на левом боку. Илья уже приноровился к замкам и засовам, быстро открыл дверь и занял безопасную позицию. Пленники замерли, глядя как на них целятся из всех стволов.
– Ну что, на этот раз без глупостей? – спросил Семён Павлович.
– Извините нас, – тихо сказал один из бойцов, – Были не правы.
– Сотрудничать будете?
Все трое переглянулись. Один пытался помотать головой, но другой посмотрел на него так, как смотрят на человека, который сейчас умрёт самой мучительной смертью.
– Будем, – ответил он за всех.
– Так значит, я звоню? – уточнил Семён Павлович.
– Звоните, – сказал боец со вздохом.
– Володя, выдай им паёк.
Последняя синяя коробка отправилась в камеру. Илья не успел закрыть дверь, как все трое уже увлечённо делили содержимое, толкаясь и отпихивая друг друга. Пустой тары в их комнатке не было.
Семён Павлович поставил последнюю закорючку в тетрадь:
– Ну вот и всё. Такая же процедура ждёт тебя на ужин. А завтра всё с начала. Усёк?
Илья кивнул и протянул Семёну Павловичу ключи.
– Зачем это? – начальник вздёрнул бровь, – Всё, держи их при себе. А вы свободны, ребята.
Охранники с тележкой, загруженной зелёными контейнерами, удалились тем же путём, которым и пришли.
– Значит, этим я буду заниматься всё время? – спросил Илья.
– Регулярно, да. Не нравится? – с подозрением сказал Семён Павлович.
– Да нет, всё нормально. Просто уточнил.
– Будут ещё задачи, время от времени. А пока вникай в общие положения. Вопросы есть?
– Эм… нет.
– Ну вот и славно.
– Ой, то есть да, – робко добавил Илья. Семён Павлович устало воззрился на стажёра, – Что находится внизу?
– Царство Аида, - без тени усмешки ответил начальник.
* * *
Директива 99 создавалась на века. Она охватывала мельчайшие бытовые и рабочие нюансы и содержала в себе мудрость не одного десятка поколений работников, скоротечно сменяющих друг друга за неполные пять лет существования Изолятора. Казённый текст, узаконенный в метро, был лишь ширмой для целого мира, живущего в соответствии со строгим распорядком, где каждая мелочь знала своё место.