- Извини, друг, нет тут никакого Стива. Тебе точно не нужна помощь?
Незнакомец склонился и протянул руку, чтобы дотронуться до его плеча, но тут тренированное тело отреагировало само. Он взвился пружиной, перехватывая чужую кисть и выворачивая. Раздался противный треск, и мужчина завопил. В вагоне начался переполох. На него набросились со всех сторон. Он отразил несколько ударов, но противников было слишком много, а он слишком ослаб за последние дни. Кто-то приложил его о стену, и перед глазами окончательно всё поплыло. Он не смог даже толком оказать сопротивление, когда его скрутили трое рослых мужчин, а остальные приоткрыли тяжёлые двери вагона ровно настолько, чтобы вытолкнуть его из поезда. Последнее, что он запомнил, это мелькающие в обрамлении черного металла белую землю и темно-зеленые лапы елей.
Удар почти лишил его сознания, а то, что покатившись под откос от железнодорожного полотна, он не ударился ни о какое дерево, можно было считать удачей. Но сейчас он был не в состоянии воспринимать такие вещи. Вокруг был снег. Ослепительно белый снег. Он смог как-то подняться на ноги и бросился бежать – куда угодно, лишь бы подальше от этого снега и стука колес, который так и продолжал слышаться в ушах, хотя поезд давно скрылся вдали. Он не помнил, когда, не помнил, где и как, но точно знал, что снег несет боль. Снег и стук колес – рубеж, после которого нет пути назад. Споткнувшись, он упал и понял, что встать больше не сможет. Почему-то это было очень обидно, но он только подполз к ближайшему дереву и сжался к его основания, прижимая к груди левую, металлическую, руку…
Когда он очнулся, вокруг было тепло. Даже слишком тепло. Пахло хвоей и жаренным мясом. От последнего аромата желудок свело голодным спазмом, и он открыл глаза. Взгляд прошелся по комнате, стены и потолок которой были обшиты деревянными панелями медового цвета. Он не был связан, да и окружение не походило на тюрьму. И он помнил всё – или почти всё, – что с ним происходило последние дни, а значит он не в лапах ГИДРЫ, и это главное. Спустя несколько секунд он осознал, что лежит на кровати, а точнее тахте, накрытый несколькими одеялами. Наверное, от этого и было так тепло. Одеяла были добротными и тяжёлыми, настолько, что он почти не мог пошевелиться. Думать о том, что причина может быть в общей слабости, как-то не хотелось.
Повернув голову, он понял, что не один в комнате.
***
Тор вернулся неожиданно скоро, настолько, что привыкший к власти Локи даже сначала не понял, что с нагретого места нужно немного сдвинуться, дабы законный наследник загрёб в руки своё имущество. Конечно, облик Одина и его характер – если такое вообще имеется в треклятом манипуляторе – перенять на себя было легче, чем носить собственное лицо, но народ успокоился только через несколько недель, приняв своего старого-не-старого повелителя достаточно покорно. Локи и сам был рад стараться: голова на плечах есть, дырища в груди после сражения с монстром затянулась, планы на политику имелись. Красота, а не жизнь, пусть и чужая. Так что братец не вписывался в размеренные деньки, проведённые либо на троне, либо в попытках разобраться с горами макулатуры, имеющей вид царских указов и государственных документов.
Бежать из Асгарда не хотелось – он ведь только вернулся, только смирился с потерей матери, только начал нормально существовать, как и подобало принцу. Но нет же, злобный Тор, уличивший его в нечестивости, едва не за шкирку выпер из тронного зала – благо, стражу Локи недолюбливал и частенько отпускал приглядывать за садом или гуляющими там девицами. Собственно, за чем и кем угодно, только не за ним самим – всегда оставалась возможность, что чары спадут, и вместо опущенных под тяжким гнётом власти плеч перед взором охраны предстанет идеально ровная спина гордеца, не способного справиться со своим самодовольством. Локи всё ещё помнил, как это больно – получить промеж рёбер что-то острое и металлическое, посему повторения не слишком-то уж и желал. И давящую неподъемную мощь молота тоже помнил ой как хорошо, хоть и было давно. Однако драка всё равно состоялась; Тор бы даже назвал её великой, потому что Локи сражался как никогда неистово, отбивая своё заслуженное право на капельку солнечного света. Правда, получил не только по голове, рёбрам и спине, но и по наиболее уязвимому местечку – по гордости, чтоб её. Не слишком-то Тор и радовался очередному воскрешению своего лелеемого брата, раз принялся встречать его с кулаками. Несправедливо – вот и всё, что мог сказать тогда Локи, прежде чем нырнуть в щель между мирами.
Если проводить аналогию с человеческими ассоциациями, то Мидгард за последние несколько лет превратился в подобие летней дачи, на которую можно сбежать из пыльного и шумного мегаполиса, в данном случае – Асгарда. Не то чтобы Локи прям так любил этот великолепный в своей кошмарности мир, но другого выбора не было: где ещё можно залечь на дно, если на этом самом дне уже имеется и пара путей к отступлению, довольно приятные закрома и обилие возможностей для дальнейшей – человеческой – жизни. Когда Локи был здесь в последний раз, он успел найти себе две-три конуры, в которые можно было бы забиться, если «что-то пойдёт не так», и вот всё действительно полетело по наклонной: из князи в грязи, или как там говорят мидгардцы? До грязи было далековато, но извалялся в снегу Локи предостаточно – тормозной путь занял почти пять метров, не считая снесённой по дороге какой-то коробки, используемой хитромудрыми людьми для особых целей. Радужный мост всегда был удобней и практичней, потому что он работал слажено и никогда не бросал незадачливых путешественников в снега, лужи и чёрные жидкие субстанции, а отправлял точно в выверенное ровное местечко, сухое и приятное глазу. Отряхнувшись, Локи страдальчески заломил брови и показал серому мутному небу язык – давай, Тор, объявляй свою охоту на лисицу, если наглости хватит.
Снег в продвижении большой проблемой не был, крепкий мороз только подстёгивал желание побыстрей куда-нибудь добраться – у Локи была определённая цель, – куда ж без неё, – но сориентироваться в белой зимней пустыне, усеянной редкими деревьями, не удавалось долго, до тех пор, пока краем уха он не услышал шум магистрали. Поймать попутку на самом деле оказалось легко, но не в таком виде – Локи моментально скрыл царские доспехи, наколдовав пуховик и шарф, закрывающий лицо. Добрый водитель вызвался подбросить «замёршего паренька» до ближайшей гостиницы, даже не взяв в плату пару долларов (тоже ненастоящих, как и созданный образ). Пока они ехали, Локи поддерживал вид смертельно уставшего человека, засыпавшего от тёплых дуновений автомобильной печки, и лихорадочно соображал, какую роль примерить на себя в этот раз. В захватчика он наигрался, когда руководил читаури, гадким предателем предстал аж дважды, узурпатором для Тора выступил – теперь хотелось перемен. Стать альтруистом, что ли? Помогать всем, кому ни попадя, ничего не требуя взамен. Попробовать стоило: всегда найдётся человек, которому нужна будет помощь.
Прибыв в мелкий незнакомый городок, Локи свистнул у зевающего продавца карту и мысленно набросал маршрут: из городка в город побольше, из города побольше в столицу, из столицы поближе к своим владениям. А потом сложил разлинованную бумагу вчетверо, вышел под сыплющийся за шиворот снег, хлопнул в ладоши и мгновенно переместился за десятки миль северней. Он ведь не наказан, магию у него никто не забрал – попытались и после не досчитались бы рук – так почему не действовать намного проще, открытей? Тор волшбу чуять не может, над этим Локи постарался ещё в юношеские года, за быстрыми перемещениями уследить без специальных умений не получится, а если Локи случайно не оставит немного лишних указателей – то вообще не найдёт пропавшего брата, как бы не старался. Чувство собственного превосходства опьяняло, кружило голову и требовало улыбки. Локи, оглядевшись, стянул с лица шарф и шагнул к темнеющему вдалеке лесу.