Голова кавалериста Андриана Пересветова налилась тяжестью. Размышления о Каяле и князе Игоре, об отце и деде путались, Андриан заснул…
ГЛАВА III
Шерсть на лошадиных крупах начала слипаться, темнеть и лосниться от пота. Стало совсем светло. «Хейнкели» могли появиться с минуты на минуту. Эскадронный значок поплыл вправо, качнулся и исчез. Колонна втянулась в глубокую балку и стала. Здесь было темновато, пахло сыростью.
В четвертом взводе красавец сержант Рыженков на соловом рослом ахалтекинце приказал:
— Пойдете в охранение. Место — вершина балки, задача — не допустить внезапного нападения разведки противника. Старший — Халдеев.
— Товарищ сержант, — в один голос начали Халдеев и Пересветов, но продолжил только Халдеев, — товарищ сержант, ведь мы вчера весь день были в разъезде, из седел не вылезали…
В светлых глазах Рыженкова появилось холодное мерцание, а конь его встал как вкопанный.
— Вам приказ понятен? — тихо спросил сержант.
— Понятен, — угрюмо отвел глаза в сторону Халдеев.
— Повторите приказ, — чуть громче и с нажимом сказал Рыженков.
Халдеев повторил, зло дергая ремень своей винтовки.
— Выполняйте!
Отъехали шагов на двадцать. Отнякин стал ворчать: «Накрылся отдых».
— Брось, — нахмурился Пересветов. — Сержант знает, что делает. Всем достается.
По дну балки трое кавалеристов проехали метров триста и спешились. Пересветов, как средний в ряду — по расчету коновод, — принял повода и остался внизу. Остальные полезли наверх по невысокому здесь обрыву и сразу же взялись за саперные малые лопатки. Заскрипел песок с мелкой галькой. Пересветов прикинул: солнце взойдет повыше, тень пропадет, а кусты да заросли ежевики не скроют лошадиных голов и спин, с воздуха все будет как на ладони. Надо маскировать.
— Эй, орлы, — негромко крикнул он, — я попоны раскатываю?
— Валяй, — буркнул, тяжело дыша, Халдеев.
В полку эти попоны защитного цвета катали вчетвером, уминая ткань так, чтобы скатка была компактным цилиндром почти деревянной твердости. На походе, конечно, не до того, да и на чем катать, но все же работа требует, времени, а тут в любую секунду жди — заиграют «сбор», крутись потом с этой попоной — скатывай, приторачивай к задней луке седла.
— Жрать в последнюю очередь, если принесут, — бурчал Отнякин, — ну захомутал нас Рыженков. Любой бочке затычка — мы.
Пересветов накрыл лошадей и отпустил подпруги — лошади тянулись к молодой травке. Солнце заглянуло в балку, стало пригревать. Загудели оводы, глаза Пересветова слипались. Лошади остыли, их теперь нужно было поить. Сверху съехал Халдеев, вытащил из переметных сум мягкие брезентовые ведра, пошел к ручейку, журчащему где-то на дне балки.
— Слушай, студент прохладной жизни, — сверху показалась голова Отнякина, — давай хоть по сухарику, а?
Отнякину любого пайка мало, хоть и получали теперь по фронтовой норме. Там, в полку, когда учились, стояли в тыловом городке, давали поменьше. Хлеб с каждым месяцем войны становился тяжелее, сырее. Два красноармейца из второго эскадрона работали как-то на погрузке в пекарне, не сдержались, хватанули досыта горячего липкого хлеба — и заворот кишок, не удалось спасти.
Многое исчезло из свободной продажи, не только хлеб, — в магазинах лежали гребенки, пуговицы и губная помада по три рубля. Зато рынок в городке, где они стояли, полустепном, полулесном, не горном, но и не равнинном, шумел вовсю. Бойцы из местных приносили хлеб круглый, домашний, легкий, пахучий, с хрустящей корочкой и ноздреватой мякотью. В их четвертом взводе местных было двое: Ангелюк и Рыженков. Рыженков возвращался в казарму в выходных синих диагоналевых шароварах, сшитых на заказ по-казачьи — на учкуре; ноги ставил твердо, и хлестко звенели кружочки на его тонких шпорах, откованных кузнецом опять-таки на заказ. У остальных кавалеристов казенные, еще драгунские шпоры тупо брякали, но не звенели. Рыженков, возвращаясь, кидал каравай и говорил:
— На всех.
Делили суровой ниткой, чтобы не крошить.
— Давай по сухарику, — повторил Отнякин.
Пересветов промолчал, глотая слюну, а Халдеев сухо ответил:
— Не положено.
— А когда нас через полчаса разбомбят, как вчерась полковую батарею, тогда будет положено.