Устраиваясь, Саша саданул локтем о ящик и, морщась от боли, с досадой произнес:
— Ничего себе, летим со всеми удобствами!
— А чего ты хочешь? — отозвался Куликов, которого, казалось, совсем не смущала вся эта теснотища. — Пассажирские самолеты туда летают раз в неделю. Спасибо, что согласились прихватить на грузовом.
— Далеко лететь-то?
— Не очень.
После короткого разбега самолет не взлетел, а, как показалось Саше, скакнул в воздух и с видимым напряжением стал набирать высоту, перевалил, через острые, покрытые снегом пики гор и поплыл над коричневыми, изрезанными бесчисленными складками отрогами, которые незаметно перешли в пустыню, желтую и бесконечно однообразную.
«Так вот они какие, эти Кызылкумы! — думал Саша, глядя в круглое окошечко. — Красные пески? В самом деле, с красноватым оттенком…»
Они летели уже довольно долго, когда мотор неожиданно взревел сильнее и словно захлебнулся… Саша побледнел. Этого еще только не хватало! В следующее мгновение Саша почувствовал, как сиденье стремительно уходит из-под него. Он попытался за что-нибудь ухватиться. Но ящики задвигались как живые, и он, чтобы не быть придавленным, вынужден был одной рукой упереться в них, а второй судорожно вцепиться в ускользающее сиденье.
Самолет вновь дернуло, мотор сердито фыркнул и, как будто обретая уверенность, заработал на прежней ровной ноте. Саша перевел дух и оглянулся на Куликова. Тот, видимо, тоже вел борьбу с наползавшими ящиками и мешками и теперь старательно отпихивал их подальше от себя. Встретившись глазами с Сашей, майор подмигнул и весело крикнул:
— Ну как, испугался?
— Что это было?
— Воздушная яма. В пустыне это частенько случается. Понимаешь, разница температур воздушных потоков…
«Утешеньице», — невесело подумал Саша и попытался расслабиться. Ничего не получалось. Мысль о том, что самолет может вот-вот снова нырнуть в воздушную яму заставляла его еще крепче держаться за сиденье. От раскаленной обшивки несло жаром. Остро пахло отработанным топливом и еще чем-то неприятным от стоящих рядом с Сашей двух массивных бидонов, в которых что-то тяжело булькало.
Наконец самолет плавно пошел вниз. Желтые барханы, до этого казавшиеся очень далекими, приблизились, а потом замелькали мимо круглых окошек. Коснувшись песчаной поверхности, самолет пробежал немного и, сделав крутой разворот, остановился.
Летчик обернулся и крикнул:
— Приехали!
Саша вслед за летчиком и Куликовым выбрался наружу и с наслаждением ступил на твердую поверхность. Время шло к полудню, солнце палило вовсю, воздух был сух и жарок, но по сравнению с изнурительной духотой в самолете он показался Саше необыкновенно свежим и приятным. А вот место, где они приземлились, его немного удивило. Со всех сторон их неровными волнами окружали барханы, только коротенькая узкая полоска была относительно ровной, но и ее, судя по всему, при сильных ветрах заносило песком — в нескольких метрах от приземлившегося самолета торчали две лопаты, которыми, видимо, время от времени расчищали посадочную полосу. Чуть в стороне виднелся небольшой домик, над которым поднималась сложная путаница антенн.
— А где же аэропорт? — растерянно спросил Саша.
— Да вот он, — летчик рукой ткнул в сторону домика.
Оттуда к ним неторопливой походкой уже шел пожилой человек, в летной фуражке и гимнастерке.
— Здорово, Виталий! — сказал он, тяжело отдуваясь.
— А, Никодимыч! — отозвался летчик, уже начавший вытаскивать из самолета ящики. — Как живешь?
— А чего мне сделается? — ворчливо произнес Никодимыч.
— Здоровьишко не шалит?
— Покалывает немного, язви его в душу!
— Я тут от ребят слышал, что ты вроде окончательно собрался уходить на пенсию?