— Вчера только прилетели.
— Почту, случаем, не прихватили с собой?
— Ну как же, вот велели вам передать…
Бородатый не взял, а буквально выхватил сумку, которую протянул ему Куликов, и, обернувшись, неожиданно заорал во все горло:
— Ребята, почта-а-а!
Какой-то миг древние стены безмолвствовали под солнцем, потом между ними, словно сказочные гномы, появились люди, такие же бородатые и черные, одетые во что придется; не обращая внимания на приехавших, они кинулись к сумке с письмами.
— Дети! Совершенные дети! — добродушно произнес кто-то рядом.
Саша оглянулся. Голос принадлежал высокому худощавому человеку, который подошел позже всех. Не принимая участия в общей суете, он с ласковой усмешкой наблюдал за происходящим. Как и остальные, одет он был в выгоревшие шорты, поджарое тело загорело до черноты, на голове торчала старая соломенная шляпа, в одном месте немного порвавшаяся и заделанная какими-то веревочками. Встретившись взглядом с Куликовым и сразу определив в нем старшего среди приехавших, он церемонно приподнял шляпу и представился:
— Начальник экспедиции профессор Платонов!
«Профессор?» — не поверил Саша. Внимательнее вгляделся в него. У профессора была стройная, почти юношеская фигура и крепкие жилистые руки, привыкшие к физическому труду; только лицо, сухое, вытянутое, с морщинами у глаз, немного впавшие виски да наполовину седая борода говорили о том, что этому человеку немало лет. Куликов со столь же отменной вежливостью раскланялся с ним и объяснил, что они сюда заглянули по пути, переночуют и двинутся дальше.
— Приютим дорогих гостей, — сказал Платонов. — Вы моим ребятам столько радости принесли…
После захода солнца темнота опустилась сразу, словно кто-то накрыл пески, а вместе с ними и крохотный лагерь археологов огромным черным пологом. Невидимая в темноте пустыня затаилась где-то поблизости, огромная, чужая, наполненная таинственными шорохами и непонятными звуками.
Слегка потрескивая, горел костер, выхватывая из тьмы бородатые лица археологов, в желтоватых отсветах пламени похожие на древние иконописные лики, с одной, впрочем, существенной разницей, что их обладатели, молодые здоровые ребята, оживленно разговаривали, спорили, смеялись.
А Саша лежал животом на песке, еще хранившем дневное тепло, глядел на огонь и думал о том, как все-таки удивительно устроена жизнь: вот еще совсем недавно они ехали втроем по пустыне, не знали никого из этих веселых бородатых людей, а встретились, провели вместе всего несколько часов — и сразу что-то общее возникло между ними.
Неподалеку чуть громче зазвучали голоса. Саша повернул голову. Там, в полутьме, немного в стороне от общей компании, профессор и Куликов оживленно вели между собой разговор. О чем это они? Саша придвинулся к ним поближе, чтобы лучше слышать.
— …Неужели шестнадцатый век? — с оттенком некоторого недоверия переспросил Куликов.
— Может, и более ранний период, — спокойно ответил профессор. — Шестнадцатый век, батенька мой, — это ведь только наши предположения. Одно из свидетельств тому — некоторые находки, которые никак нельзя отнести к более позднему времени. А вот более точную дату, с известными, естественно, допусками, постараемся установить, когда вернемся из экспедиции и в спокойной обстановке все тщательно проанализируем, взвесим, сравним с другими имеющимися у нас данными. Тут работы еще — край непочатый. Как говорится, осталось начать и кончить.
— Вот вы говорите, что пока раскопали лишь восточную часть города. Сколько же на это времени ушло?
— Второй сезон работаем.
— Неужели весь город хотите раскопать?
— Во всяком случае, стремимся к этому.
— Так это вам до скончания века гнуть здесь спину!
— Работы хватит, — вздохнул профессор.
— А людей у вас, я бы сказал, не слишком густо?
— Двадцать три человека, включая рабочих. Впрочем, у нас здесь все рабочие — и аспиранты, и кандидаты наук, и ваш покорный слуга. Археология, знаете ли, белоручек не терпит. Многое дается только собственным горбом. Был в нашей экспедиции еще один человек, но как-то не прижился — ушел от нас.
Куликов немного помолчал, потом как бы между прочим, спросил:
— Не понравилось, значит?
— Кому?
— Ну тому, что ушел?
— Трудно сказать. — В голосе профессора зазвучали нотки раздражения, видимо, воспоминание об этом случае было ему неприятно. — Он вообще человек со странностями. В экспедицию, знаете ли, подобрать рабочих трудно. Жара, безводье, работа тяжелая — не всякого это устраивает. Уговариваешь, соблазняешь рублем. Семь потов сойдет, пока наберешь нужное число людей. М-да! А этот пришел сам, без всякого приглашения. Дескать, прослышал, что вы отправляетесь в Кызылкумы на раскопки древнего города, не нужны ли вам рабочие? Очень даже, говорю, нужны.. Ну, включили мы его в состав экспедиции — прилетели сюда. Две недели работал нормально. А потом приходит и говорит: «Ухожу от вас!» Я спрашиваю: «В чем дело? Что тебя не устраивает?» А он на своем: давай, начальник, расчет! Что оставалось делать? Насильно человека не удержишь. Выдали его зарплату за отработанные две недели — и распростились.