Первым ощущением наступавшего утра, как обычно, была сухость во рту. Я давно привык просыпаться от этого ощущения. Хотелось воды. Холодной и вкусной. Желательно ведро. Я открыл глаза. Это было не просто. У меня на груди лежала девичья голова. Белокурая. Голова была тяжелой, как гиря. Ага… Подробности вчерашнего вечера начали потихоньку просачиваться в день сегодняшний. От некоторых подробностей хотелось покраснеть. Я стал выбираться из-под Жасмин. Не просыпаясь, она недовольно помычала. Я погладил девушку по спине и на цыпочках пошел на кухню. Лицо у спящей Жасмин было розовым и очень красивым. Стол напоминал поле боя. Подбитым дзотом раскорячилась пепельница. Наши понесли сокрушительное поражение. Напился я прямо из-под крана. Вода была теплой и противной. Одежда – даже трусы – осталась в гостиной, рядом с диваном, на котором спала Жасмин. Пока умывался, я еще пару раз приложился к холодной воде. Потом я вышел на кухню, отыскал сигареты и закурил. – Привет. Она стояла, опираясь голым плечом о дверной косяк. Все остальное, помимо плеча, у девушки тоже было голым. Слегка опухшая ото сна. По щекам трогательно размазана тушь. Белобрысая грива спутана. Губы распухли от поцелуев. От моих поцелуев. – Иди, поцелую. – Ты уверен, что похмельное утро – это подходящий момент для поцелуев? – Назови дату, когда тебе удобно. – Август следующего года. Поставь чайник. Кофе я пью черный, без сахара. – Без сахара же невкусно… Я прошел в комнату, а в комнате пахло ею. Раньше же здесь пахло сигаретами, пролитым мимо стакана алкоголем, тоской и плохо приготовленной пищей. И уже сто лет здесь не пахло женщиной. Я натянул джинсы, закурил новую сигарету и вышел на балкон. Дождя, к которому я успел даже привыкнуть, почти не было. Так, слегка моросило. Небо не нависало, грозя оцарапать макушку, а, как и положено приличному небу, равномерно серело в вышине. Осень словно выдохлась. У меня даже возникло чувство, что сейчас и не осень, а самое начало весны. Скажем, апрель. Апрель… Я пустил колечко и попытался вспомнить: чем я занимался в апреле? Перед глазами возникали странные лица, стены полуподвальных помещений… весна называется. Жасмин неслышно подошла ко мне сзади и обняла за плечи. У нее было теплое и чистое тело… самое красивое из всех, что я видел. Теперь оно принадлежало мне. Она спросила: – Пошли пить кофе? – Кофе вреден. – Это не кофе. Это ты вреден. – Как ты думаешь, мне удастся кого-нибудь в этой квартире соблазнить? – С утра? Вряд ли… – Это довольно странно. Обычно девушки любят журналистов. Долго уговаривать не приходится. – Да и как вас не любить? Вы ведь славные парни. Иногда даже бываете трезвыми. Мы сидели на кухне и пили кофе. Мне хотелось только одного: чтобы это утро продолжалось неделю. Из кофеварки пахло Бразилией, а Жасмин, помаявшись, сказала, что у нее болит голова, состроила мне забавную рожицу и допила остатки водки. – Мешать кофе и алкоголь? Невкусно же… – Водка вообще невкусный напиток. Ты же ее пьешь. – Пью. Но никогда не мешаю с кофе. Это разные удовольствия. Как переспать с женщиной и убить человека. – Я бы убила одного человека. За занудство. Чего ты ко мне пристал? – Sorry. Молчу. – Вот и молчи. Лучше бы ночью что-нибудь сказал. Бутерброд хочешь? – Да. С ветчиной, если можно. Что я должен был сказать ночью? – Хоть что-нибудь. Сказать или сделать. По крайней мере, не засыпать сразу. С ветчиной я и сама люблю, бери с сыром. – Я не хочу с сыром. Меня от бесконечного сыра из лениздатовского буфета уже тошнит. А заснула первой, кстати, ты. А я охранял твой сон и мужественно смотрел сквозь окно на звезды. Слушая при этом твое посапывание. Мы допили кофе, докурили «Lucky Strike», и Жасмин начала собираться. Стоя в ванной, она красила глаза и кричала мне, чтобы я включил музыку. Я прошел в комнату, сдвинул в сторону наваленные перед приемником черновики, факсы пресс-релизов и недельной давности газеты и включил радио. Дебил диджей тут же радостно заворковал. Я снова почувствовал, что квартира просто пропитана запахом этой девушки. Странное ощущение. Я довольно необщительный тип. Особенно с утра. Но я был бы совсем не против, если бы она осталась. Она жарила бы мне мясо, я бы завел привычку бриться перед сном, и каждый день был бы как волшебная сказка, с обязательной свадьбой в конце… Да нет, мотнул я головой, глупости. – Слушай, а, если я побреюсь, ты останешься еще на немножко? Она вышла из ванной. Чистая, совсем одетая. Как будто и не пила вчера. Как будто не ложилась спать в полшестого утра. Как будто не трепетала вчера в моих руках, словно пойманная бабочка. Какая-то другая Жасмин. Не та, что была ночью. – Думаю, что нет. – Что ли, не хочешь остаться? – Просто много дел. – Какие дела могут быть у блондинок вроде тебя? – У блондинок вроде меня может быть целая куча дел. Когда-нибудь я тебе расскажу. Уже открывая дверь, она обернулась и сказала: – Пока. Я позвоню. – Пока, Жасмин. Она расхохоталась. – Слушай, Стогов, действительно… Я же тебе так и не сказала… Вообще-то Жасмин – это китаец придумал. Ему нравилось так меня называть. На самом деле меня зовут Ира. – Ира? – Совсем без экзотики. Привыкай. Пока. Хлопнула дверь, завыл, спускаясь, лифт. Ира? Ирина… Какая разница? Ирка-блондинка. Я вернулся в гостиную, немного прибавил звук радио и плюхнулся на диван. «Позвоню…» Она сказала, что позвонит. Я сниму трубку, а она скажет мне, что едет ко мне, и я куплю нам алкоголя, и все повторится тысячи раз. Жалко, что я не спросил, когда именно она позвонит… Я вытряс из пачки сигарету. Удивительно, какие мелочи запоминаешь иногда в такие ночи, как эта. Я не помнил, как мы дошли до кровати. Зато помнил две смешные детские ямочки у девушки чуть выше ягодиц. Я помнил их столь отчетливо, что узнал бы, даже встретив на улице. Я бродил по квартире, натыкался на углы мебели, ронял пепел на пол и не обращал на это никакого внимания. Я давно забыл о том, что лицо женского пола может выступать в моей жизни не только как официантка или сержант милиции, но и в других ролях. А теперь Жасмин напомнила мне об этом, и все внутри просто клокотало. На самом деле я не такой, как, например, Леша Осокин, который может за неделю соблазнить четырнадцать гимнасток или фигуристок с ногами полутораметровой длины, а потом прийти ко мне, завалиться, не разуваясь, на диван и, цыкая зубами, сообщить: «Что-то перевелись, старик, в этом городе классные телки… Ну что ты будешь делать?» Я не такой. По природе я моногамен. После того как три с половиной года тому назад я развелся с Натальей, моя жизнь вообще бедна эротическими приключениями. После развода у меня, пожалуй, было всего два продолжительных романа. И около дюжины совсем случайных meetings. Таких, что с утра я не мог вспомнить не только имени избранницы, но и того, где именно я эту избранницу избрал… и не было ли там чего-нибудь качественнее? С Натальей я развелся быстро. Пять лет мы прожили вместе, а потом – будто щелкнули выключателем и погас свет. Когда свет зажегся снова, я жил в другой квартире, работал на другую газету и вел совершенно другую жизнь. Иногда она звонит мне, говорит, что читает мои репортажи, вежливо хвалит. Я не звоню ей никогда. Только тупица строит дом на пепелище. Я и не строю. Наталья – одна из самых красивых женщин этого города. Приятели рассказывают, что недавно она стала редактором отдела. Получает раза в полтора больше меня. Вспоминать о подружках, бывавших в моей квартире после Натальи, еще противнее, чем о развалившемся браке. Первой мое одиночество скрашивала девица со здоровенным бюстом и обалденным хриплым голосом. Не спрашивайте, откуда она взялась и куда делась. Было это сразу после того, как мы с Натальей разменяли квартиру. Тогда мне казалось, что какая-то женщина обязательно должна быть рядом. Не одна, так другая. Как иначе? Понять, что я ошибаюсь, стоило большого труда. Избавиться от девицы стоило большой крови. После этого, наученный горьким опытом, я где-то с год вел образ жизни почти спартанский. Меньше женщин – меньше проблем. В конце минувшей зимы я писал для небольшого журнала. В журнале был зануда редактор, а у него была секретарша Лена. Когда я понял, что ситуация выходит из-под контроля, было уже поздно. Пить Лена любила, но не умела. То есть абсолютно. В каждый свой приезд ко мне Лена напивалась до чертиков и потом, пребывая в состоянии алкогольного транса, так голосила в постели, что соседи несколько раз порывались вызвать милицию. С собой Лена привозила порнокассеты. Жуть, да? Насмотревшись немецких киношек, она выкидывала потом такие коленца, что, бреясь по утрам, я стеснялся смотреть своему отражению в глаза. Ей что – с утра она никогда ничего не помнила. А каково мне? Я, между прочим, как бы пьян ни был, ничего не забываю. В общем, с Леной тоже не срослось. Но главное – все эти истории были скучны. Я болтался с подружками по найт-клабам, пил с ними виски и «Бейлиз», а как-то с Леной мы умудрились за день поесть мяса крокодила в «Афродите» на Невском, плова с анашой в «Синдбаде» на Васильевском острове, а потом в «Кукараче» на набережной Фонтанки вытрескать бутылку мексиканской кактусовой водки «Пепе Лопес» с лежащей на дне личинкой гусеницы. Правда, по насыщенности этот денек был не вполне обычным даже для меня.
15