, значит, вытирать задницу листьями растений египтяне не могли. Не могли они мыть ее водой – вода вдали от Нила ценится дороже золота. Как же они обходились, а? – Странный вопрос. Кому сегодня могут быть интересны древнеегипетские задницы? – Настоящий ученый всегда найдет повод подумать над загадками истории. – И это ты называешь загадками? – Таких загадок очень много. Ты когда-нибудь видел доспех самурая? В таком доспехе человек замурован, как в консервной банке. Чтобы освободиться, самураю требовалось не менее получаса и как минимум два помощника. А в древнеяпонских хрониках постоянно пишут, что, врываясь в захваченные города, самураи бросались насиловать женщин. Как же они их насиловали, а? – Просили женщин подождать полчасика и звали своих помощников? – Голландский исследователь Йозеф ван Риббен изучил эту тему и опубликовал монографию, в которой доказывал, что самураи не насиловали женщин в прямом смысле, а доводили их до оргазма петтингом. Петтинг в Японии считался унизительным. Женщина, которая испытала оргазм от рук мужчины, была обесчещена навсегда. – Я думал, такими темами, кроме тебя, никто в мире больше не интересуется. – Историческая сексология – это очень бурно развивающаяся наука. Ей почти пятьдесят лет. Американец Хьюго Вейзерман впервые получил грант на исследование в области исторической сексологии сразу после Второй мировой. Мичиганский университет выдал ему восемь тысяч баксов. Тогда это были очень большие деньги. – На эти деньги он построил приют для женщин, обесчещенных самураями? – Он отправился в Бомбей и два с половиной года каждый день ходил в публичные дома, покупал проституток, а иногда и просто знакомился с девушками на улицах. Тема его исследования была «Oral sex in modern India». Он изучал… э-э… как по-русски будет blow-job? Я ответил на вопрос. В туннеле было темно. Я надеялся, что Дебби не заметит, как я покраснел. – Исследования Хьюго Вейзермана произвели сенсацию. За эту книгу ему дали Прендергастовскую премию, и он снова поехал в Индию собирать материалы для второго тома. – Собрал? – Не успел. Погиб при невыясненных обстоятельствах. «Сутенеры зарезали, – решил я про себя. – Не знали, болваны, что человек серьезной наукой занимается». Я оглянулся. Тихоня Шон что-то доказывал Мартину, толкая себя в руку чуть повыше локтя. Слава богу, кажется, им не было слышно, о чем мы разговариваем. Я спросил у девушки, как именно она планирует собирать материал для своей диссертации? Я надеялся, что на самом деле Дебби имеет в виду совсем не то, о чем я подумал. – Я собираюсь провести несколько полевых исследований. – То есть ты собираешься появляться в людных местах и смотреть, что предпримут русские парни, чтобы затащить тебя в постель? – Типа того. Жаль, что в этот раз мне удалось выбраться в Россию только на неделю. – Да? – Хотелось бы составить по возможности полное впечатление о ваших мужчинах. Хотелось хотя бы приблизительно очертить диапазон возможных исследований. – В смысле? – Ну, например, правда ли, что русские стесняются показываться перед женщинами обнаженными? Хорошо бы провести распределение мужчин по месту рождения и типу воспитания. Это придаст исследованию большую значимость. Говорят, что ваши мужчины, которые родились на Кавказе, предпочитают иметь с женщинами только анальный секс… Презервативов я привезла столько, что таможенники не хотели меня пропускать. – А бойфренд у тебя есть? – Раньше был. Сейчас пока нет. – Собираешься ли ты замуж? – Наверное… Не сейчас. Может быть, лет через пять-шесть. – Что ты скажешь мужу, когда он спросит, чем ты занималась после университета? – При чем здесь муж? Вот и поговорили, подумал я. Что, черт подери, творится с этим миром? Я потянулся за сигаретами, вспомнил, что курить нельзя, и расстроился окончательно. Сзади послышались шаги – нас нагонял тихоня Шон. – Илья, извините, как… э-э… зовут этого офицера? – Кого? Капитана… Игорь Николаевич. – Ыгор Ныколаывеч? Во всей группе русский Шона был самым худшим. – Он ведь офицер российских спецслужб? – Да. Капитан Комитета по… не помню, как точно это называется. Суть в том, что его ведомство охраняет наше государственное имущество. – Да? А вы видели у него… Впрочем, ладно. Говорите – Игорь Николаевич? Спасибо. Он улыбнулся и зашагал быстрее, нагоняя ушедших вперед Брайана и капитана. Я посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого. К нам с Дебби присоединился шедший до этого впереди Брайан. – Чего ты такой хмурый, Илья? – Выпить бы. – Да, неплохо бы. Выпить и познакомиться с петерб… петер… с девушками из вашего города. Да, Илья? – Я бы предпочел просто выпить. – Ну конечно. Ты же русский. Попроси Дебби, и она поставит на тебе какой-нибудь социологический эксперимент. Они с Мартином заржали. Девушка лениво посоветовала им заткнуться. Шагавшие впереди капитан и Шон остановились, поджидая нас. Шон чего-то требовал от капитана, а тот отмахивался: «We’ll talk ‘bout it later». – Уже почти полчетвертого. Через две минуты здесь везде отключат свет. По первому разу – очень впечатляет… Да! Перед тем как свет опять загорится, глаза лучше всего прикрыть – целее будут. Брайан сказал, что лично он советует всем русским, когда погаснет свет, обеими руками придерживать брюки. «Shut your mouth, – беззлобно сказала Дебби. – Shut your fuckin’ mouth». Я задрал голову и посмотрел на мерцавшие под потолком лампы. Они были большие, мощные, хотя и светили вполсилы. И вправо, и влево, насколько хватало глаз, уходили блестящие рельсы, а на стене прямо напротив висел пожарный щит, выкрашенный красной краской. На щите были развешаны огнетушитель, ведро, топор и совковая лопата. – Осталось десять секунд. Приготовьтесь, это не навсегда – только на минуту… Шесть… Пять… Свет погас моментально и везде. Гудение ламп и прочей электрической дребедени исчезло одновременно со светом. Даже в самую темную ночь на небе светят звезды – хотя бы одна. Даже в самой темной комнате всегда найдется щелочка, через которую будет пробиваться лучик света. Здесь не было ничего. Ни единого проблеска. Наверное, так чувствуют себя похороненные заживо. – Эй! Кто там вышагивает?! Не расходиться! Заблудитесь – искать не стану! Я прислушался. Слева, впереди, что-то действительно происходило. Шаги – мягкие, крадущиеся, – звяканье металла, шебуршание. Возможно, все это происходило в миллиметре от моего носа, а я ничего не видел. Когда только загорится этот чертов свет? Воздух разрезал свистящий звук. Что-то тяжелое рухнуло на землю. Я почувствовал, как маленькие волоски у меня сзади на шее встают дыбом. В тишине совсем рядом с ногами послышался мерзкий звук. – What’s that?! – Что, черт возьми, у вас там происходит? Стогов! Зажигалка есть?! Моментально вспотевшие пальцы долго не могли нащупать зажигалку в набитых всякой мелочью карманах. В тот момент, когда я наконец достал ее, в воздухе низко загудело и в туннеле зажегся свет. Я открыл глаза и выронил зажигалку из занемевшей ладони. Мартин смотрел на свои джинсы, заляпанные чем-то темным и вязким, а поперек рельсов, уткнувшись в пол лицом, лежал тихоня Шон. Из его затылка торчал всаженный по самую рукоятку топор. Тот самый, выкрашенный красной краской, с пожарного стенда. А между рельсами расплывалась лужа густой черной крови.