— Кого вы помните из соседей в селе?
Бредихин назвал несколько фамилий и среди них Матцева. Клейменов тотчас достал из папки фотографию, показал ее.
— Да это же Тихон Матцев, лавошника сын! — воскликнул Семен.
— А вы знаете, где он сейчас?
— Нет. Он приезжал еще в империалистическую на побывку. С тех пор его не видел.
— Ваш земляк сейчас в банде Серова, его правая рука,— пояснил Клейменов.— Возглавляет карательный отдел, руководит расстрелами коммунистов и комсомольцев. А сколько от него пострадало ни в чем не повинных жителей...
Клейменов умолк, свел над переносицей густые, слегка выцветшие брови. Затем продолжал свою мысль:
— Мы посоветовались с вашим командиром и пришли к выводу: вам нужно вступить в банду Серова. Да, да, в банду! Думаем, что Тихон Матцев поверит вам. Подумайте хорошенько. Задание ответственное, трудное и разглашению не подлежит. Завтра зайдите с ответом, А сейчас — отдыхать.
Бредихин вышел в коридор и чуть было не столкнулся с девушкой, которая вышла из кабинета командира эскадрона. Это была Маша. Спросила:
— Что с тобой, Семен? Чем-то расстроен?
Бредихин не успел собраться с мыслями, как Маша, наклонившись к нему, зашептала:
— Приходи сегодня. Маманя пироги печь будет.
И выпорхнула во двор.
Бредихин зашел в конюшню, задал гнедому корм.
Вечером Бредихин вновь был у Степановых. Хозяйка радушно встретила гостя, извинившись, ушла на кухню готовить ужин. Маша тотчас подбежала к Семену, поцеловала его в щеку, помогла скинуть шинель.
— Ух, какой ты весь холодный!— сказала девушка.— Иди к печке, погрейся.
Семен зарделся от поцелуя и растерянно стоял на середине комнаты! Он чувствовал, что в их отношениях что-то изменилось. Его тревожила предстоящая разлука, ибо он согласился с предложением Клейменова.
Маша угадала состояние Бредихина и старалась помочь ему преодолеть скованность. Вскоре к Семену вернулась прежняя уверенность. Он шагнул к девушке, положил на ее плечо свою озябшую руку. Маша на какой-то миг прижалась к нему, обняла и закружила по комнате. Бредихину передалось ее веселье. Он забыл все на свете.
В горницу вошла мать Маши. Молодые люди, словно провинившиеся, низко опустили головы.
— Вот и пироги поспели,— как ни в чем не бывало сказала Наталья Ксенофонтовна.— Кушайте, дети, поправляйтесь.
Поставив на стол тарелку с пирогами, вышла. Как ни трудно было с хлебом, Наталья Ксенофонтовна умудрялась выкраивать из скудных пайков мужа и дочери и этим удивляла близких и знакомых.
В эскадрон Бредихин возвратился поздно ночью. Тихо, чтобы не разбудить товарищей, Семен пробрался к своей койке, разделся и лег. Долго лежал с открытыми глазами и только под утро уснул.
* * *
В кабинете начальника войск ОГПУ висела карта Казахстана. На ней синими кружками были обозначены места, где орудовали бандиты.
За большим письменным столом сидели Воротков, комиссар ОГПУ Башилов и Клейменов. Вскоре в кабинет вошел Бредихин. Ему предложили стул. Наступила пауза. Понимая, что от него ждут ответа, Семен сказал:
— Товарищи! Я готов идти на любое задание и выполнить его.
— В этом мы не сомневались,— заметил Башилов.— Знаем тебя, Семен, как активного комсомольца, преданного товарища. О брате твоем краснознаменце, понаслышаны.
— Но одной смелости для чекиста мало, — сказал Клейменов.— Нужна выдержка и еще раз выдержка. Какой бы враг ни был, его надо обмануть. В своей работе чекисту приходится часто рисковать. Но риск должен быть оправданным.
— Я понимаю, что иду в логово врага,— ответил Семен — Иду сознательно. Можете на меня положиться.
— Товарищ Клейменов вас проинструктирует перед выездом,— сказал Воротков.
Он поднялся из-за стола, подошел к Бредихину, крепко, по-товарищески, пожал ему руку.
— Желаю удачи, Семен. Будь осторожен.
Когда Клейменов доложил полпреду о выезде Бредихина, из Оренбурга, о способах связи с ним, Даниловский заметил:
— Это все хорошо. Но один Бредихин не сможет до конца выполнить столь сложную задачу. Ему нужны помощники.
— Мы обсудили и этот вопрос. Подобрали еще несколько кандидатов,— доложил Клейменов.
— А нет ли среди наших сотрудников человека, который бы лично знал Серова?
— Как же, как же! Есть такой товарищ. Переверзенцев Иосиф Ефимович. Еще в империалистическую служил в одном взводе с Серовым. Он-то и подобрал еще двух кандидатов. Одного из них думаем забросить в банду Серова.
— Ну что же, неплохо. А что вы думаете о самом Переверзенцеве? Как давно он в чекистских органах?
— Иосиф Ефимович мой близкий товарищ,— не задумываясь ответил Клейменов.— Вместе кормили вшей в окопах Галиции. Работая уполномоченным по борьбе с бандитизмом, он все задания выполняет беспрекословно, точно и в срок.
— Достаточно! Поручите Переверзенцеву. подготовиться к беседе со мною. Завтра в 10 утра. Пусть расскажет о Серове.
— Иосиф Ефимович рассказчик неплохой и лишнего времени у вас не отнимет,— заметил Клейменов.
— Ну вот и хорошо,— задумчиво произнес Даниловский.
Ему почему-то вспомнились первые послеоктябрьские месяцы. Но, отогнав нахлынувшие воспоминания, он сказал:
— Приходите и вы, Дмитрий Иванович, вместе с ним.
На следующий день утром Переверзенцев был у Даниловского. Сюда же пришел Клейменов.
...Задача была не из легких. Ефрейтор Серов, солдаты Переверзенцев и Сдобнов получили приказ добыть «языка». Двое суток разведчики изучали передний край обороны немцев. Начавшаяся метель помешала им как следует организовать наблюдение. И тогда солдаты решили скрытно выдвинуться к вражеской траншее и во время смены полевого поста захватить «языка». Минные поля и заграждения преодолели быстро. Затем около двух часов пролежали в воронке: наблюдали за местностью. Вскоре подошла смена. Вражеские солдаты потоптались на месте, покурили, и отстоявший свою смену караул ушел. Недолго маячила каска нового часового. Густой снег, ограничивающий обзор, и пронизывающий холод заставили его спуститься в землянку. Этого только и ждали разведчики. Они подползли к двери землянки, притаились. Через некоторое время открылась дверь. Запахло жареной свининой. На порог шагнул рослый солдат, закутанный не то в женский платок, не то в лоскут ткани. Не ожидая нападения, он, что-то мурлыча себе под нос, вышел на бруствер окопа, отвернул лицо от ветра. И тут Сдобнов ударил его по голове. Вражеский солдат, точно сноп, упал на руки подоспевших Серова и Переверзенцева. Разведчики, захватив «языка», стали отходить. Преодолев заграждения, они вышли на нейтральную полосу. Опасность, казалось, миновала. Но вдруг раздался взрыв. Сдобнов, не приходя в себя, тут же скончался. Тяжело ранило Серова. Пленный вражеский солдат и ползший следом за ними Переверзенцев были невредимы.
Взрыв насторожил неприятеля. Затрещали пулеметы, ударила артиллерия. Били вслепую, так как густой снег закрывал обзор, слепил глаза. Пули и снаряды пролетали мимо.
Переверзенцев, взвалив на плечи Серова, приказал пленному ползти впереди себя. Вскоре показались окопы русских. Сдав Серова санитарам, Переверзенцев доставил пленного солдата в штаб.
Долго пришлось Серову проваляться по госпиталям. Потом его назначили в другую часть. До октября 1917 года так и не удалось, встретиться сослуживцам. И только позднее, на солдатском собрании полка, делегат от корпуса Переверзенцев повстречал Серова.
Рядом с трибуной стояли офицеры. Среди них — Серов. Увидев его, Переверзенцев бросился к старому фронтовому другу:
— Здравствуй, Василий! Не ожидал тебя здесь увидеть. Ты уже старшим унтером стал, второй крест получил?! Вот здорово!
И, обняв Серова, Иосиф по-мужски облобызал его.
Растрогался и Серов. Сказал:
— Спасибо, Иосиф. Ты мне жизнь, спас, родным братом, можно сказать, навеки стал. Если бы не вынес тогда, в шестнадцатом, кормить бы мне червей в галицийской земле. Спасибо...
Долго беседовали старые фронтовые друзья. Переверзенцев уловил в словах Серова какую-то обеспокоенность, недопонимание происходящих событий. Стремление во что бы то ни стало вернуться домой не батраком, который бы носил рваные штаны, а в офицерском мундире; видно, прочно завладело Серовым. Он почти не слушал Иосифа. «Мир», «земля», «свобода», «большевики», «равенство»... Серову же хотелось быть полновластным хозяином.