— С властью Советов боремся не мы одни.
— На японцев, Павел Дмитриевич, надежды мало. У Семенова, как вы знаете, и с их помощью ничего не вышло, да и претит русским людям такая поддержка. Чемульпо и Порт-Артур народ не забыл.
— Не знаю, поручик, возможно, вы и правы, но, когда своих сил для борьбы с врагом маловато, и союзом с сатаной не приходится брезговать, будь он в английском или в другом облике. Планы вашей организации мне нравятся. Только вот с дельцами из «Черного» и «Голубого кольца» будьте осторожны. Поймите меня правильно. Дело не в том, что мы, анненковцы, презираем их. Просто их души давно в лапах у японских дьяволов, и, чтобы доказать своим благодетелям, что те их кормят не напрасно, они могут толкнуть вас на преждевременное выступление. Я, конечно, понимаю, люди в этих организациях боевые, но умолчать о нечистоплотности их отношения к другим борцам за белое дело не могу.
— Выходит, что «кольца» лишили нас возможности войти в союз с боевыми кадрами эмиграции.
— Не совсем. По совету Бориса Владимировича создана организация «Мушкетеры». Ее задача лишить господ большевиков спокойной жизни.
— Можем ли мы рассчитывать на совместные действия с мушкетерами?
— Сразу, к сожалению, ответа вам дать не могу, должен подумать и посоветоваться. Если вы завтра вечером свободны, приходите часам к восьми в «Ангару», отдохнем и завершим нашу беседу.
Ресторан встретил Сергея веселым гулом. Сменяя друг друга, на эстраде выступали полуобнаженные танцовщицы. Они так бодро взмахивали стройными ножками, что почти беспрерывно в их адрес неслись аплодисменты и крики: «Браво!»
— Сергей Павлович! — окликнул его из угла зала Иларьев и взмахом руки пригласил к себе. Официант по знаку полковника принес второй прибор и наполнил бокал. Иларьев с какой-то жадностью выпил свой ром и пояснил Сергею:
— Два месяца был в боях, а по старой привычке на передовой эту дрянь в рот не беру. Знаете, «Ангара» укромное место, мне здесь, откровенно говоря, нравится. Сегодня плюс ко всему литературный вечер, хочу послушать хорошие стихи.
— Простите, Павел Дмитриевич, я не ослышался, вы сказали, что вернулись с передовой.
— Пять дней назад. Я ведь служу советником в армии маршала Чжан Цзолина. Воюют они, поручик, простите меня, по-идиотски, одним словом, азиаты. Ага, вот и мой любимец, давайте послушаем.
На эстраде, подслеповато щурясь, стоял молодой мужчина в форме французского иностранного легиона. За соседним столиком поднялся спор, и голос чтеца долетел до них не сразу:
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
Иларьев, весь напрягшись, внимательно слушал декламатора. Искоса рассматривая полковника, Сергей определил, что выглядит Иларьев значительно старше своих лет. Томно улыбаясь толстыми губами, он даже прикрыл от удовольствия глаза.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Последние слова легионера потонули в грохоте аплодисментов. Счастливо улыбаясь, он раскланялся во все стороны и, медленно направился к своему месту.
— Относительно вашего предложения, Сергей Павлович. Нужно согласие Бориса Владимировича. Думаю, вы сможете ему доказать исключительную пользу сотрудничества вашей организации с нами.
— Каким образом? Я ведь даже не знаю, где найти атамана?
— Ну это в наших силах. Только я хочу взаимно попросить об одном одолжении.
— Пожалуйте, к вашим услугам.
— Вам нужно заехать в Калган и там постараться встретиться с генералом Тонких. Знали такого?
— Вы первый, кто мне о нем поведал.
— Некоторое время он представлял атамана у Семенова и был добропорядочным анненковцем. С позапрошлого года Тонких — советник красного маршала.
— Фын Юйсяна?
— Да, но он, по нашим предположениям, не ограничился ролью советника, а снюхался с красными. Вам нужно встретиться с этим человеком и постараться выяснить, насколько крепко его очаровали большевики. Только будьте осмотрительнее, в Калгане много советских специалистов, а они, конечно, имеют глаза и память. Думаю, недельку вам придется пробыть там: городишко дрянной, часты пыльные бури. Пока вы будете заняты Тонких, мой порученец Черкашинин навестит атамана и привезет его решение. С подобной просьбой я обращаюсь к вам потому, что Тонких сейчас избегает нас, а вы для него лицо новое и опасений не внушаете.
Принесли горячее, и беседа на время прервалась. Шум в зале возрастал, многие уже не прислушивались к певцу, сменившему декламаторов. Мягкий баритон легко выводил:
Свобода! Победа ликует
В чужой лучезарной дали,
А русское сердце тоскует
Вдали от родимой земли.
— Ну что ж, Сергей Павлович, давайте пропустим за новую встречу. Возможно, она состоится не скоро, но я верю, что состоится.
— Значит, я жду Черкашинииа, Павел Дмитриевич.
— Да, Черкашинина Федора Константиновича. Он будет в амплуа англичанина, вам мы тоже выправим британские документы, с ними надежнее.
С первых же часов пребывания Сергея в Калгане на него повеяло чем-то неуловимо знакомым, временами даже казалось, что он вновь очутился в Семиречье. Возможно, в этом были повинны мерно пережевывавшие свою жвачку верблюды, возможно, их невозмутимые погонщики-дунгане. Сам город, как бы вырвавшийся из теснин ущелья, был похож на среднеазиатский своими узкими улочками, видневшимися кое-где дувалами. Только высокие сторожевые башни великой китайской стены напоминали Сергею, что он в одной из северных провинций Китая.
Через два дня бродить по улицам Калгана расхотелось, так как свирепые северные ветры обрушили на город вместе со снегом массу песка и лёссовой пыли.
Документы, врученные Иларьевым Сергею в Харбине, превращали Лихарина в мистера Дженкинса — сотрудника пекинского отделения «Чайна экономик ревью» («Экономическое обозрение Китая»). Волей-неволей Сергею пришлось знакомиться со статистическими данными о состоянии китайско-монгольских торговых связей в прошлом и настоящем. В амплуа корреспондента и застал его Михаил Довгаль.
— Как, мистер Дженкинс, не нуждаетесь ли вы в интервью с неким господином? — шутливо проговорил Михаил, заходя в номер к Сергею.
— Если господин согласен дать интервью, я с удовольствием воспользуюсь такой возможностью,— в тон своему товарищу ответил Сергей, сгреб его в объятия и от радости так прижал Михаила, что тот взмолился о пощаде.
— Давай рассказывай, — спустя некоторое время проговорил Михаил, не спеша отпивая мелкими глотками из чашки обжигающе горячий и удивительно ароматный чай, принесенный расторопным служкой.
— Кажется, личное знакомство с Анненковым у меня состоится, — начал свой отчет Сергей.
— Что, Иларьев сам предложил это? — задал встречный вопрос Михаил.
— Да, похоже, полковнику замыслы «Соколов» по душе. Как водится, он два дня отделывался от меня всякими пустыми разговорами, не допуская в то же время моего общения с Нечаевым и другими харбинцами.
— Обычная проверочка.
— Безусловно. Но на третий день атаманец прямо сыпал любезностями, ухаживал, словно я дама, а потом и предложил направиться сюда для изучения личности Тонких.
— Вот как? А знаешь, Сережа, мне думается, он загнал тебя в этот город для завершающей проверочки. В Калгане много наших военных специалистов, переводчиков и вообще советских людей, которые трудятся здесь по приглашению Фын Юйсяна. За ними во все глаза глядят японцы, англичане, французы. Если ты красный — клюнешь, если нет — останешься безразличен.
— Грубовато задумано.
— Французского изящества в этом замысле, конечно, нет. Думаю, от карателя иного и ждать не следовало.
Михаил поднялся с тахты, сделал несколько шагов по комнате и, остановившись перед Сергеем, сказал:
— Значит, Тонких. Ну что ж, посоревнуемся, а дальше?
— Потом, Миша, появится Черкашинин.
— Ты его знаешь?
— Нет. Но он знает мое прикрытие и, видимо, ему показывали меня. Я же знаю одно — он будет с английскими документами. Черкашинин — офицер связи атамана. По-моему, следует взять его под неослабный контроль, тогда многое, видимо, прояснится.