В это время огонь стих и из-за штабеля дров, где укрылись бандиты, четко донеслись выкрики:
— Сдавайтесь! Красноармейцев мы не трогаем! Убейте командира! Бросайте оружие! Вы окружены! Сдавайтесь!
На предложение бандитов пограничники, как по команде, усилили огонь.
— Ишь чего захотели, бандюки недобитые! — прокричал пулеметчик Казанцев.
Стиснув зубы, он плотней прижал к плечу приклад ручного пулемета и двумя короткими очередями по штабелю дров заставил бандитов замолчать.
Окна и двери простреливались, через ветхие стены пули врывались в казарму. Появились раненые. «Немедленно из казармы и занять оборону»,— мелькнуло в голове Глазунова.
В это время Янковский выстрелил через открытую дверь и, на ходу перезаряжая винтовку, выбежал, но тут же был ранен в правое плечо и вернулся назад. Следом за ним приполз раненый Чиченин.
— Саша Рябинин убит. Банда окружила заставу со всех сторон,— прошептал Чиченин и, уронив голову, замолк.
Приподняв раненого и положив его голову на колено, Глазунов спросил:
— Сколько их?
— Много, очень много. Человек двести, а то и больше. Осторожно опустив Чиченина на пол, Глазунов подал команду:
— Раненых в подвал, на перевязку!
Сдернув с кровати две простыни, Янковский спрыгнул в подвал, куда с помощью товарищей уже спустился Чиченин.
Развернув простыню, чтобы разорвать ее на ленты для перевязки, Янковский вдруг увидел стоящего в углу красноармейца Сычева,
— Ранен?— спросил он его.
— Нет,— с дрожью в голосе ответил Сычев.
— Тогда что ты тут делаешь?
— Хочу выбить кирпичи из отдушины. Отсюда стрелять удобней.
В полумраке Янковский не рассмотрел бегающих глаз и испуганного лица Сычева, ободряюще крикнул:
— Правильно!
На время забыв о раненом товарище, превозмогая боль в плече, он схватил попавшее под ноги полено и с азартом стал выбивать кирпичи из отдушины. А Сычев с испугом следил за ним. Не знал Янковский, что Сычев из своей винтовки не сделал еще ни одного выстрела; когда по команде «В ружье!» красноармейцы с винтовками в руках стали занимать оборону у окон и дверей, он незаметно спрыгнул в подвал... Янковский выбил из отдушины последний кирпич.
— Готово! Занимай позицию!
Сычев вздрогнул, боком подошел к образовавшейся щели, высунул винтовку и, не целясь, выстрелил.
Наверху шел бой, гремели выстрелы, и Янковский, быстро перевязав Чиченина и замотав себе правое плечо, бросился к лесенке, чтобы выбраться в казарму, но не успел: в подвал спускался раненый Известков. Глянув на его искаженное от боли лицо, Янковский спросил:
— Что, Никола, зацепило?
— Да, немножко, перевязать надо,— тихо ответил он.
Разорвав на Известкове окровавленную рубашку, Янковский начал перевязывать его. Тут в подвал спустился Глазунов, зажимая рукой шею. Видя, что Янковский оказывает помощь товарищу, начальник заставы оторвал широкую ленту от простыни и попытался сам перевязать рану.
— Я помогу вам, товарищ командир, — сказал Янковский и подвинул ногой перевернутое, ведро.— Садитесь сюда.
— Только сильно не затягивай, а то дышать трудно будет, — предупредил Глазунов.
Стрельба не стихала. И вдруг сквозь треск выстрелов послышался крик красноармейца Коротких:
— Кухня горит!
— Перевяжи Известкова, — приказал Глазунов Янковскому и бросился к выходу.
Обстановка осложнилась: от пожара на кухне, вплотную пристроенной к наружной стене казармы, могло сгореть все здание.
Прислушиваясь к звукам боя, Янковский перебинтовал еще трех красноармейцев, и они, не задерживаясь, уходили наверх продолжать бой с бандитами. В подвале с ним оставались тяжелораненый Чиченин и потерявший много крови Известков. Когда исчез Сычев, Янковский не заметил. Закончив перевязывать Ивана Мухина, Янковский услышал команду Янченко:
— Все наверх! Казарма горит!
Вдвоем — Янковский и Мухин — по узкой лестнице вывели товарищей из подвала и сквозь проломанную стенку перешли в квартиру начальника заставы, откуда красноармейцы уже вели перестрелку с бандитами. В левой части казармы бушевало пламя, с треском горела крыша, огонь лизал косяки дверей и окон, все ближе подбираясь к защитникам. Пограничники не теряли самообладания и продолжали отстреливаться. Их меткие выстрелы разили врагов. Но с каждой минутой дышать становилось труднее: комната постепенно наполнялась едким дымом. Дальше оставаться в помещении было невозможно, и Глазунов принял решение вывести пограничников, чтоб занять оборону в кустах и за бугром.
— Короткими перебежками вперед! Занять бугор! — загремел его голос.
Первым выбежал Бекренев и сразу же залег в арыке, открыв огонь из винтовки. Бандиты усилили стрельбу. Под их огнем бросились к выходу пулеметчик Казанцев и красноармеец Поддубный. Казанцев успел сделать всего несколько шагов. Пуля ожгла его, он упал и пополз обратно. Подхватив пулемет и запасные диски, Поддубный короткими перебежками и ползком стал продвигаться к откосу бугра, но в десяти шагах от цели взмахнул руками, упал и выпустил пулемет.
В помещении стало невыносимо душно и жарко, горел потолок, в комнату, полную дыма, сыпались искры.
— За мной! Вперед! — закричал Глазунов и выпрыгнул в окно.
Стреляя на ходу, он увлек за собой остальных красноармейцев. До укрытия добежали восемь человек. Позже с помощью Янковского приползли раненые Казанцев и Головенко. Прибежал и Сычев. Остальные семь человек были убиты или погибли в огне.
Увидев Сычева, который был вторым пулеметчиком после Казанцева, Глазунов приказал ему:
— Взять пулемет и открыть огонь по бандитам.
— Есть взять пулемет,— ответил Сычев и пополз к убитому Поддубному.
Схватив пулемет и два запасных диска, Сычев бросился к кустам и нырнул там в арык. Глазунов, стиснув зубы, наблюдал за Сычевым и облегченно вздохнул, когда тот залег с пулеметом.
Бандиты плотным кольцом окружили горстку пограничников и с 40—50 метров вели беспорядочную стрельбу. Их пули врезались в бугор или со свистом пролетали над головами. Экономя патроны, пограничники вели прицельный огонь и почти каждый их выстрел достигал цели.
«Надо прорываться в горы,— подумал Глазунов.— Вся надежда на пулемет». Но в это время Сычев крикнул:
— Пулемет не работает!
Бандиты услышав это, со всех сторон стали выкрикивать:
— Сдавайтесь, хлопцы! Убивать вас не будем! Отпустим домой!
Пограничники усилили огонь из винтовок. Пулемет молчал. Надеясь устранить неисправность в пулемете, командир отделения Бедин пополз к Сычеву. Бандиты, заметив это, открыли по нему стрельбу. Пограничники напряженно следили за ним. Вот он вздрогнул, замер, потом прополз еще несколько шагов. Рядом с ним всплеснулось несколько земляных фонтанчиков, и он уронил голову. Бандиты торжествующе закричали.
Вторую попытку перебежать к Сычеву сделал раненый Хвостов. Ему почти удалось преодолеть поляну, но шагах в трех от арыка, где залег Сычев, он вдруг взмахнул руками и неловко рухнул на талый снег.
Глазунов, привстав на левое колено, хотел что-то крикнуть, но тут же дернулся словно от сильного удара, прижал винтовку к груди и, склонив голову на грудь, стал медленно оседать на землю.
— Товарищ командир, товарищ командир,— шептал Леня Поспелов, подхватив Глазунова.
Подполз Бутаниев. Вдвоем они осторожно опустили тело командира на землю.
— Целься лучше! Каждая пуля — бандиту! — крикнул Янковский, принимая команду на себя.
Потеряв командира и больше половины своих товарищей, красноармейцы продолжали уничтожать бандитов. Каждый надеялся, что Сычев все же сумеет устранить неисправность, пулемет заработает, и они смогут прорваться в горы. Но Сычев и не думал о товарищах. Перебежав в кусты, он залег в глубоком арыке, дрожащими руками высыпал патроны из дисков, разбросал их и, положив пулемет около себя, вытянулся на дне арыка вниз лицом и обхватил голову руками. Плечи его вздрагивали. Теперь он не сомневался, что оставшиеся пограничники не выдержат натиска банды. Но уцелеет ли он? А вдруг, не разобравшись, пристрелят... При этой мысли его тело затряслось от безумного страха. Липкий пот выступил на лице.