— Понятно? — потеплевшим голосом спросил Исабеков.
— А теперь давайте обсудим, как и где вести поиск.
Все сели за стол.
— Надо ехать на Кара-Шумек, — уверенно предложил Равников. — Несколько дней на рассвете я видел, как на берегу Зайсана за густыми камышами поднимается столб дыма.
— Подожди, если бандиты скрываются, зачем им выдавать себя дымом, — усомнился Хасен. — Но вот вчера около полудня на левом берегу Иртыша около села Камышинки я слышал два выстрела.
— Наверно, эти выстрелы слышал и я, когда подъезжал к току,— проговорил Рахимжанов.
Пока остальные спорили, Исабеков глубоко задумался, а потом произнес:
— Вечером и ночью объедем левый берег Иртыша до Камышинки. Утром поедем к Кара-Шумеку, и к тому времени, когда завиднеется дым, мы как раз будем поблизости.
Все согласились, тогда Жамель посоветовал подкрепиться на дорогу, а через полчаса выезжать.
На левый берег переправились засветло и теперь ехали по песчаным буграм цепочкой метров за 30 друг от друга. Лошади пофыркивали, и ничто, кроме их фырканья да стрекота кузнечиков, не нарушало ночной тишины. Доехали до Камышинки, а потом так же россыпью повернули назад. И снова под ногами коней шуршал изредка осыпающийся песок, а иногда раздавался писк мышей.
Вдруг в ложбинке шевельнулась какая-то тень. Натянув повод, Жамель остановил коня и выхватил наган, пристально вглядываясь вперед. Там вдруг загорелись зеленым фосфорическим светом два огонька, и тень стремительно скользнула в траву: «Лиса», — разочарованно подумал Жамель, всовывая наган в кобуру. Застывали несколько раз и его попутчики, и Жамель видел, как убегали от них вспугнутые тени.
Проходил час за часом, но ничего подозрительного, людей не было и следа.
Осмотрев весь район предполагаемого нахождения преступников, после короткого совета решили вернуться в Аксуат. Парома не было. Через Иртыш плыли на лодке. Уставшие кони тяжело фыркали, когда брызги воды попадали им на морды.
Переправившись, люди умылись холодной водой. На востоке за Нарынскими горами заалела заря. Постепенно таяли ночные тени. Занялось утро 28 августа 1932 года. Из поднебесья донеслись нежные трели жаворонка. Посветлели и лица всадников. Обтерев лошадей, они тронулись в путь.
Немного отдохнув, группа Жамеля направилась в аул. Переезжая большак из Кумашкино в Аксуат, заметили на дороге верхового, Жамель узнал его. Это был Андрей Григорьевич Вахно, бывший пограничник. Его и обещал Исабекову прислать в помощь начальник райотдела ОГПУ Петр Яковлевич Семенов.
Всадники съехались. После взаимных приветствий Вахно спросил, как у них дела, узнали ли они что-нибудь о бандитах.
— Пока ничего, — ответил Жамель и рассказал, как проведен поиск на левом берегу Иртыша.
— Теперь думаем к Зайсану податься...
— Ну что ж, я с вами, — согласился Вахно.
— Придется заехать в Аксуат, заменить коней, да и позавтракать надо.
Из отрогов Нарынского хребта выползли тяжелые тучи, померк солнечный свет, и неожиданно хлынул проливной дождь. В Аксуат прискакали изрядно вымокшими, но через час группа снова пустилась в путь.
Показалось урочище Кара-Шумек. Легкий ветер шевелил густые заросли камыша, и по ним прокатывались зеленые волны. Дыма нигде не было видно. Группа Жамеля, пополненная Вахно и Рахимжановым, стала прочесывать заросли. Зеленоватая от ила грязь прилипала к ногам лошадей и стонуще чавкала, но посвист ветра и шелест камыша заглушали эти звуки. Ветер был союзником Жамеля и его людей, но он же мог помочь и бандитам.
...Под утро Каюбай Жакабаев, продрогнув от холода, проснулся. Луна осветила лицо его спящего брата Мукашбая. Последние три бессонные ночи валили их с ног. Устроившись удобнее, Каюбай смотрел на луну и считал звезды, но тяжелые мысли одолевали его. В прошлый месяц они часто угоняли лошадей, коров, увели и переправили через границу в Китай несколько семей из аула Койтас. А сейчас грязные, оборванные, голодные лежат в камышах, прячась от людей, как звери. Вздохнув, Каюбай подумал о себе. Отец был жадным, деспотичным человеком. На жирном, мясистом лице из-под нависших, густых бровей сверкали суровые глаза. Люди не любили его за дурной характер. Да и сыновьям было от него не сладко. Как злобно он ругал их в последний раз, что мало пригнали скота. Все ему мало.
«Чего мне-то не хватало? Зачем послушал отца и уехал за границу? Ведь и здесь люди живут, Напугали вот колхозом. А как же другие не боятся? Да что боятся, сами идут да еще песни на работе поют. А ведь раньше этого никогда не было. Вот угнали мы скот — люди нас ненавидят».
Невеселые это были мысли, мысли человека, пытающегося понять, что происходит вокруг. И вопросы, на которые трудно было ответить самому себе. Но разве ответишь правильно, если, кроме слов отца и аткаминеров, ничего слышать ему не приходилось. А чувствовал, что люди в аулах что-то знают такое.
Тревожные думы прервало громкое позевывание — проснулся младший брат.
— О чем ты думаешь, Каюбай, а?
Тут Каюбай высказал свои мысли брату. Младший поднял голову:
— Ты — предатель! Забыл, что говорил отец? Погоди, вернемся в Китай, все расскажу, он тебе всыплет!
Каюбай не шевельнулся. Долго лежал, молча глядя в небо, меняющее предрассветную темноту на сияющую голубизну. Каюбай молча встал, пошел собирать сухой камыш, засохшие, кизяки. Будь что будет, а надо сварить мясо и вдоволь поесть. Эти мысли полностью охватили голодного, измученного думами человека. Встал и младший брат. Поставили казан, палили воды и положили самые жирные куски мяса. Затрещал сухой камыш, взвились искры, потянуло горьковатым дымком...
Пологие волны Зайсана легко катились по озеру и с чуть слышным плеском накатывались на берег, где-то вдали раздалось кряканье утиного выводка. Пахло болотом, сухим камышом и свежей водой. Прочесана была половина камышовых зарослей, но пока что ничего не обнаружено: ни кострищ, ни следов. Вдруг Жамель насторожился, ясно почувствовав запах вареного мяса. Приглядевшись, он заметил, что неподалеку над камышами вьется слабый дымок. Жамель подал знак своим товарищам спешиться и окружить обнаруженный костер. Осторожно раздвигая камыши, Жамель услышал возбужденные голоса, а секундой позднее рассмотрел двоих у костра на прогалине: тех, кого они искали всю ночь и утро.
Теперь оставалось преодолеть каких-нибудь 8—10 метров, чтобы схватить бандитов, но ветер и без того слабый совсем утих, и камыш зашуршал предательски громко. Послышалось торопливое кряканье — это Вахно и Текенов подали сигнал, что вышли западнее костра и видят преступников. Бандитам оставался один путь — на юг, а там — обширный Зайсан.
Окружив бандитов с трех сторон, Исабеков и его помощники поползли к костру, но братья вдруг насторожились.
— Руки вверх!— крикнул Исабеков.
Бандиты бросились ниц и, прижавшись к земле, стали медленно отползать к берегу озера. Жамель подумал, что это неспроста, стал зорко всматриваться в камыши и вскоре рассмотрел еле видимую небольшую лодку,
— Парни, возвращайтесь в свой аул, пока не поздно,— закричал Хасен.— Вернитесь, никто не будет вас преследовать!
Исабеков, увидев, что преступники не двигаются, решил отрезать им путь к лодке и бросился вперед. Но едва он поднялся, как воздух рванул выстрел, и словно огромный слепень впился под ложечкой в живот. Вытащив из кармана платок, Жамель прижал его к ране, неловко сунулся на колени и повалился на бок. Кто-то еще выстрелил, но Жамель уже не увидел, как судорожно задергался один из бандитов.
Когда подбежали Равников и Рахимжанов, Исабеков открыл глаза и прошептал:
— Живыми... берите... Прощайте, товарищи...
* * *
За тридцать лет вырос курчумский парк. Шелестят листвою величавые красавцы-тополя. А на центральной аллее стоят два обелиска: один в честь тех, кто отдал жизнь за установление Советской власти в этих местах, а другой — в память о чекисте с надписями на казахском и русском языках: «Здесь похоронен Жамель Исабеков, погибший от рук белобандитов в 1932 году», «Слава о сыне народа, погибшем за Советскую власть, будет жить в веках».
...И приходят к тополям, посаженным руками Жамеля Исабекова, девчонки и мальчишки, которым хотел он подарить счастье, и отдают салют ему — одному из борцов за Советскую власть.