А.АБДУРАЗАКОВ
КОНЕЦ «КОКАНДСКИХ ЭМИССАРОВ»
Помощник уполномоченного Туркестанского отдела ОГПУ по Сузакскому району Джашпар Тныштыкбаев и председатель Сузакского аульного Совета Оспан Джусупов встретились в коридоре райисполкома. После взаимных приветствий Оспан отвел в сторонку друга и сказал:
— Хорошо, что увидел тебя. Дело есть.
— Для тебя, Оспан, время всегда найдется,— ответил Джашпар.— Пойдем ко мне домой, выпьем чайку, поговорим...
Они пришли в дом, где жил Джашпар.
— Недавно,— сказал Оспан,— я был в отпуске, когда ехал домой, то в поезде встретился с ишаном Сафой-ханом: ехал с ним в одном купе до самого Туркестана. Сафа-хан удобно расположился на нижней полке и стал неторопливо перебирать четки. «Святой» в такт вагона покачивался из стороны в сторону, и я, хорошо знавший попутчика, мог рассмотреть его. Борода и усы Сафы-хана, как мне показалось, стали длиннее, а поседевшие волосы придали его лицу важность и солидность. Желая прервать длительную паузу, я сказал, что виделся с ним в сарае Дала-базара, недалеко от мечети Канака, и спросил, куда, если не секрет, едет таксыр?
«То дело прошлое,— ответил Сафа-хан.— Что было, ушло. Другие сейчас времена наступили. К родственникам еду, в Туркестан. Несчастье у них».
Неправду говорит «святой», отметил я про себя, ибо знал что Сафа-хан каждую осень навещает свои бывшие владения в урочище Конур, что раскинулось в долине Сарысу. Он подолгу гостит у животноводов двенадцатого, тринадцатого и четырнадцатого аулов. Туда, вероятно, ехал и сейчас.
В тот же день Джашпар доложил о разговоре с Оспаном Джусуповым своему непосредственному начальнику. Вскоре пришло письмо от уполномоченного Туркестанского отдела ОГПУ Петра Николаевича Абрамука.
«В указанное вами время,— сообщал он,— ишан Сафа-хан действительно был в Туркестане. До поздней ночи сидел за достарханом в доме одного из своих мюридов, прощупывал сложившуюся обстановку. На следующий день, а это была пятница, он читал молитву в медресе «Ички-базара», затем посетил мавзолей Ходжи Ахмета Ясави. Так поступает он каждый раз, когда приезжает в Туркестан. Верующие видят в Сафе-хане «святого» и через мюридов преподносят ему пожертвования. В субботу утром в сопровождении двух мюридов Сафа-хан отбыл в урочище Конур. Эта его поездка на джайляу двенадцатого, тринадцатого и четырнадцатого аулов вызвана, очевидно, не сбором пожертвований, а чем-то другим».
— Нужно немедленно ехать в урочище Конур и на месте проверить, зачем приезжал туда Сафа-хан,— решил Тныштыкбаев, ознакомившись с письмом Абрамука.— Попутно займусь делом банды Арстанбека Ондыбаева.
В дверь осторожно постучали. «Кто бы это мог быть?» — подумал Джашпар.
— Войдите! А~а-а. Здравствуй, Акберды! Что тебя привело в такой поздний час?
— Большая причина есть на то, тамыр,— чём-то озабоченный ответил на приветствие гость.— Трое суток пробирался глухими тропками, чтобы попасть к тебе.
Тныштыкбаев хорошо знал этого человека. Сын кочевника Акберды с нескрываемой радостью встретил весть о революции в Петрограде. Он одним из первых вступил в союз крестьянской бедноты. После первой встречи Джашпар поверил в Акберды, в его искренние симпатии к Советской власти. И потом, не раз встречаясь с Акберды, он лишний раз убеждался в его высокой сознательности, честности.
— Да, тамыр,— снимая бешмет, сказал Акберды.— Черное дело затевают баи. А всему виной ишан Сафа-хан, что живет в Коканде. Ты его знаешь. Так вот, этот «святой» в мае был на джайляу. Как всегда, его встретили с большим почетом. Особенно старались баи и духовенство. За бесбармаком, за пиалами свежего кумыса шел большой и оживленный разговор. Самая продолжительная беседа, рассказывают люди, состоялась в юрте бая Султан-бека, бывшего волостного правителя, пользующегося у богатеев большим авторитетом. Разошлись далеко за полночь, после молитвы ишана. А она закончилась словами: «Пошли аллах па землю, обитаемую мусульманами, мир и единство, спаси их от нашествия кафиров». Слова эти пришлись по душе Султанбеку, и он заметил: «Да, единство мусульман сейчас необходимо, как никогда».
Среди тех, кто не преминул поддержать Султанбека, был знахарь Асадулла, выдающий себя за афганца. Он так и сказал: «Верно, ага! Пришло время встать нам, мусульманам, на защиту ислама». Сафа-хан тотчас повернул голову на эти слова и, увидев среди гостей Асадуллу, едва заметным наклоном головы приветствовал его. Потом Султанбек говорил о каких-то людях в самом Сузаке, других местах, которые в любую минуту готов» встать на защиту ислама, на борьбу с «неверными». Он просил ишана благословить их на эту борьбу, что тот и сделал. В конце беседы было принято обращение к верующим мусульманам — фетва.
После отъезда ишана Султанбек и знахарь Асадулла направились в аул Баба-Ата к мулле Сапару-ходже. Вскоре сюда же приехали Утамыш, Мурзахмет, Сагындык, Устрак, Иманбек, Ибрай — бывшие богатеи сузакских аулов. На своем нелегальном собрании, председателем которого был Султанбек, они приняли решение: начать выступление против Советской власти в дни уразы. Затем разъехались по домам, чтобы довести до верных людей принятые решения. В двенадцатом ауле заговорщики собирались у бая Али Шагирова, в тринадцатом — у бая Уткембаева, в четырнадцатом их встречал бай Кекжегары Турсынбаев.
Обращение к верующим мусульманам было размножено и разослано авторитетным ишанам и муллам Сузака, Карнака, Сарысу, в другие районы. Из Сарысу уже пришло ответное письмо, в котором выражается готовность присоединиться к выступлению сузакских баев,
Закончив рассказ, Акберды шумно вздохнул, положил свои большие мозолистые руки на стол.
— Значит, на религиозных чувствах хотят сыграть? — спросил Джашпар и, не дожидаясь ответа, предложил: — Пойдем ко мне домой, Акберды. Покушаем, отдохнем. Там дождешься вечера и под покровом темноты поедешь к себе в аул. Баи могут использовать нашу встречу в своих корыстных целях.
Вечером Джашпар проводил Акберды до калитки и, вернувшись, к себе в кабинет, стал составлять докладную записку о положении дел в отдаленных от Сузака аулах, граничащих с Сарысуйским районом. Писал и думал: «Эти бандитские шайки Оыдыбаева, братьев Умара и Мурзахмета Ромодановых, Каргалиева созданы не без участия Султанбека и Сафы-хана. Надо с ними поскорее кончать».
Остаток лети и осень Джашпар и оперативный работник Ветров, присланный Абрамуком, занимались расследованием дел, касающихся бандитских шаек. Им удалось установить, что оба брата Ромодановых когда-то занимались конокрадством. Недавно Умар, хорошо известный за пределами двенадцатого аула своими похождениями, стал подстрекать земляков против Советской власти. Его брат Мурзахмет организовал шайку, которая совершает разбойные налеты на кооперативы, поджигает склады с семенным зерном. Бандиты пытались убить, двух активистов.
Джашпар Тныштыкбаев и Ветров собрали неопровержимые улики против братьев Ромодановых и, получив санкцию прокурора; арестовали их вместе с соучастниками. На допросах братья вели себя нагло, высокомерно. Умар выкрикивал: «Подождите, еще не то будет. Всех чекистов и большевиков перевешаем!»
Мурзахмет на одном из допросов проговорился о действиях шайки Масжана Каргалиева, который жил во втором ауле. Много тревожных минут пережили Джашпар и его товарищи, прежде чем однажды ночью настигла шайку Каргалиева далеко в степи, в затерянной юрте старого кочевника. Был сильный буран, и бандиты не оказали организованного сопротивления. На следующий день, так и не отдохнув, Джашпар вел допрос задержанных.
В это время, поступил новый сигнал: бывший волостной правитель Арыстанбек Ондыбаев активизировал свои действия. Брат известного на всю округу бая Ондыбая Арыстанбек был близким другом Султанбека и раньше слыл ярым врагом новой власти. Арыстанбека арестовали в его собственном доме. Он встретил чекистов с наигранным недоумением, затем махнул рукой: ничего, мол, у вас не выйдет. Когда зашел в соседнюю комнату переодеться, что-то шепнул жене. Джашпар уловил всего одно слово: «Султаке». «Это Султанбек из двенадцатого аула,— решил Джашпар.— Они друзья с Ондыбаевым и, возможно, что-то замышляли вместе, Надо разобраться».