— Живой, собака! — сказал бандит и сплюнул на снег сгусток крови.— Стреляешь неплохо. Но меня, Салыкбая, большевистская пуля не берет.
Помолчал немного, спросил:
— Ты мусульманин? Признаешь бога?
С трудом разомкнув побелевшие губы, Тныштыкбаев ответил:
— Нет, бога не признаю! Я большевик, чекист...
Салыкбай что-то крикнул, и два бандита подхватили Джашпара под руки, поволокли к дороге. Там они привязали чекиста арканом к хвосту лошади и поволокли его в сторону гробницы «Святой Балыкчи». Ярко-красная полоса прорезала белоснежную скатерть степи, отмечая последний путь Джашпара Тныштыкбаева.
Вскоре остановились. Салыкбай стоял над умиравшим Джашпаром, вел допрос.
— Зачем ездил в Туркестан? Что готовится против нас? Говори правду!
И бил чекиста камчой по ранам, по рукам и ногам, пинал его сапогами, целя в голову.
Чувствуя, что уходят последние силы, Джашпар неимоверным усилием воли заставил себя приподняться. С трудом раскрыл залитые кровью глаза и плюнул в лицо Салыкбая.
— Вы, баи и прихвостни байские! Народ не пойдет за вами! Сегодня умру я, но завтра придет конец вам всем. Народ, большевики победят!
Джашпара зверски добили здесь же, на «святой» могиле. Остывшее тело оттащили подальше в степь, забросали снегом.
...О схватке в ущелье Балыкчи Салыкбай сообщил Султанбеку с посланным в Сузак гонцом. Несколько часов спустя тот привез ответ. Хан приказывал Салыкбаю с имеющимися силами двигаться на Когашик, в сторону Туркестана, а их место в Балыкчах должен занять усиленный отряд во главе с Бильбеком Урпековым...
* * *
— Да, да, Иван Иринархович,— говорил сидевшему напротив у стола плотному, уже немолодому человеку, Ананий Моисеевич Журавлев.— Медлить нельзя. Надо выступать!
С улыбкой Ананий Моисеевич подошел к Никитенко, положил ему руку на плечо.
— И еще, скажу прямо, знаем тебя, Ваня. Знаем — не подведешь!
Журавлев говорил правду. Он и другие работники ОГПУ хорошо знали Ивана Иринарховича Никитенко. Вернувшись с мировой войны, он не выпустил из рук оружия: еще много врагов оставалось у Советской республики. Никитенко прошел суровую школу гражданской войны. С винтовкой в руках ходил в атаки против белоказаков в Верном, бил банды Анненкова, в двадцать девятом громил басмачей в Бостандыке.. И вот — новое задание. ...На перроне в Туркестане Никитенко встретил Абрамук. Секретарь Туркестанского райкома партии приглашал их к себе. Когда они вошли в его кабинет, там уже сидели все члены бюро. Секретарь представил им немолодого казаха.
— Знакомьтесь, товарищи. Это лесничий Кокубас, секретарь партячейки. Ему удалось прорваться из Сузака в Туркестан. Послушаем его.
— Из дому я вышел на рассвете,— сказал Кокубас.— Оседлал коня и поехал по делам службы. На выезде из Сузака услышал отдаленный глухой топот. Остановился, прислушался. Топот нарастал. Мне вначале показалось, что это пастухи гонят большой косяк лошадей. Но вскоре я увидел, примерно в километре от кишлака, у небольшого пригорка, всадников. Они остановились, вокруг стало на редкость тихо. Вдруг послышался протяжный свист. Он летел из Сузака. В ответ тоже засвистели. И тут я заметил верхового, быстро скакавшего по окраине кишлака в сторону конников. Я напряг зрение и опознал вначале гнедого коня, потом его хозяина. Это был заготовитель кожсырья Рустамбек Джабаев. Когда он стал приближаться, навстречу выехали двое. Не слезая с лошадей, они о чем-то посовещались. Затем один из подъехавших, одетый в белый халат, позднее я узнал, что это был бай Султанбек, взмахнул камчой. Следом за ним двинулись остальные. Тут только я сообразил, что это банда. Повернув коня, поскакал к себе домой.
...В Сузак бандиты ворвались с яростным криком, стрельбой. Вскоре в центре начались пожары: горели здания райкома партии и райисполкома. Чуть позднее вспыхнули дома партийных и советских работников, руководителей союза «Кошчи». Бандиты метались из стороны в сторону, рубили вывески, срывали лозунги, стреляли в окна домов, в воздух, создавая неумолчный гул боя, сея панику. Кто-то из них выволок на дымящееся крыльцо двух избитых, в изорванной в клочья одежде немолодых казахов. Это были местные коммунисты, прошедшие пламя гражданской войны. Застигнутые врасплох, они мужественно сопротивлялись, но не сумели противостоять чуть ли не десятку вооруженных бандитов. Минуту спустя вокруг их бездыханных тел расползлась по снегу алая лужа крови, В поисках спасения из домов выскакивали старики, дети, женщины, девушки, но всех их настигали пули.
Группа местных активистов вступила в неравную схватку с полусотней бандитов. Уполномоченный округа по проведению коллективизации Шиявцев вскочил на коня, попытался прорваться через огненное кольцо, чтобы сообщить о случившемся. И уже было достиг цели. Но бросившиеся в погоню бандиты за окраиной аула подстрелили его, приволокли на аркане к догорающему, зданию райисполкома. Повсюду виднелись трупы убитых бандитами людей. Неподалеку от школы лежал с разрубленной головой председатель райисполкома Даулен Канлыбаев, который, как рассказывали позднее очевидцы, отстреливался до последнего патрона. Рядом с ним уткнулся в красный от крови снег нарсудья Темирбаев.
Еще до гибели Канлыбаева другая группа бандитов бросилась к дому, в котором жил секретарь райкома партии Джунисбеков. Проснувшись от шума и стрельбы, Джунисбеков выскочил во двор, где лицом к лицу встретился с военным делопроизводителем райисполкома Батырбеком. Увидев его среди врагов, секретарь райкома сказал:
— Среди нас работал, гад! Плохо мы знали тебя. Не разглядели вовремя...
Батырбек крикнул:
— Это и есть главный большевик. Убейте его!
В ту же секунду раздались выстрелы. На упавшего, но еще живого Джунисбекова кинулись бандиты.
Председатель Сузакского сельского Совета Оспан Джусупов был избит до потери сознания. Его вытащили из квартиры на проезжую часть улицы, плевали в лицо, пинали ногами, затем бросили вместе с другими, кто еще подавал признаки жизни, в сарай и закрыли на замок...
— Я видел,— продолжал Кокубас,— как в дом известного в Сузаке бая Таштанбека, где хан Султанбек разместил свой штаб, зашел мулла Муса-Али. Вместе с ним были сын бывшего старшины Бабахан, торговец Кульдан, другие местные богатеи. Вскоре они вышли вместе с Султанбеком и направились к зданию райкома партии. Дома уже не было. На его месте пылал огромный костер, в который бандиты бросали трупы убитых.
Самодовольно потирая руки, Султанбек резко повернулся к Асадулле, стоявшему рядом, спросил:
— А где тот, что задержали перед Сузаком?
— В сарае он, — отозвался знахарь. — Привести?
— Веди!
Асадулла отдал распоряжение.
Через несколько минут перед ханом в изорванной одежде, с обезображенным до неузнаваемости лицом, предстал Акберды. Тот самый, который информировал Тныштыкбаева о подозрительных действиях баев и мулл двенадцатого аула... Акберды, выехав из Сузака, в дороге от встречных путников узнал о сборище в районе колодца Сарт-Саурбай. С этим известием он попытался пробраться в Туркестан кружным путем, но, наткнувшись на выставленный Султанбеком разъезд, вернулся в Сузак и в полночь был схвачен. Допрошенный табибом в присутствии «военного делопроизводителя», Акберды так ничего и не сказал, за что был избит до полусмерти. И вот снова допрос.
— Ну, как? — с издевкой спросил Султанбек.— Будешь говорить, где гепеушники, другие - кафиры-большевики? Молчишь! К дувалу его! Потом — сюда, в огонь! Пусть горит на радость всевышнему аллаху нашему...
Кровавая расправа продолжалась и вечером, когда потный, разгоряченный вином Султанбек пожирал бесбармак. Костры не гасли и ночью.
Свой печальный рассказ Кокубас закончил словами:
— Мне и еще двум землякам удалось незаметно выбраться за пределы кишлака. В небольшой низине остановились, Я знал, что еще днем Султанбек послал группу бандитов на Балыкчи, чтобы перекрыть дорогу. Решили так: я еду через Каратау в Туркестан, а два товарища пробираются к Яны-Кургану. В степи бандиты заметили меня, бросились догонять. Но я был уже далеко и ушел от погони.