— Ракиш, перед тем, как поехать к тебе, я посылал в Талды-Курган надежного человека. Был он в райкоме партии, в райисполкоме и везде подтвердили, что такое решение есть.
— Теперь верю, отец. Ты мудрый и добрый... Только с пустыми руками в ГПУ не идут. Знаю я, сколько они труда на нас положили, скольких бойцов не досчитались. Уйду от Кундакбая с оружием и со всеми друзьями. Только вот как быть с Кожой?
— Кожамкула позовем на помощь. Он друг мне и одних со мной мыслей.
— Тогда зови, отец. Матери и жене пока ничего не говори.
— Вот это дело, сынок, Это по-нашему. Рад за тебя.
В ту же ночь к Кожамкулу поскакал посыльный от Садырбая. Не на шутку встревожился Кожамкул.
Только встретившись с Садырбаем и узнав от него все про Ракиша, сына своего Серика и Кожу, успокоился. В юрту Кожи и Койшигула он уже шел с легким сердцем. Ободряюще посматривал на сопровождавшего его Садырбая.
— Как отдыхали, дорогие гости? — с порога начал Садырбай.— Сыты ли? Не обижаетесь на меня, старика, что я, не спросив вас, позвал Кожамкула к Коже. Грех был бы в такой радостный день оставить Кожамкула без вестей о сыне. Поговорите, Кожамкул, с Кожой, а мы с Койшигулом пойдем к Ракишу. Не будем мешать.
Обнимая на радостях Кожу, Кожамкул приговаривал:
— Мальчик мой, как я по вас обоих соскучился! Где Серик? Почему не с тобой? Что с ним? Не грозит ли опасность ему? Только отвечай так, как отвечал бы мне Серик.
— Случилось нехорошее, отец. Кундакбай оставил при себе Серика, а мне велел ехать с Ракишем сюда, в аул. Быть с ним вместе, а по приезде рассказать все, что говорил и делал здесь Ракиш. Я отказывался ехать без Серика, Кундакбай пригрозил, и вот я здесь.
— Ничего, успокойся, мой мальчик. Я хочу одного: чтобы и ты, и Серик вернулись домой.
— Научи, как это сделать, отец.
— Позови сюда Садырбая, Ракиша и Койшигула. Когда в юрту вошли Садырбай, Ракиш и Койшигул,
Кожамкул, обращаясь к ним, спросил:
— Вы, наверное, все трое думали плохо о моем Коже?
— Да, это так,— ответил за всех Садырбай.
— Больше не надо носить в сердце подозрений. Кожа, поклянись при нас, отцах ваших, в вечной дружбе с Ракишем и Койшигулом.
— Клянусь, отец!..
— По праву старшего скажу слово. Выслушайте, дети, наше желание,— начал Садырбай.— Плохими были бы вы джигитами, неблагодарными сынами родных мест, если бы и дальше стали служить Кундакбаю. Этот обманщик и байский выкормыш не достоин вашей дружбы и поддержки. Отцы и наша власть прощают вас, хотя наделали вы много вредного и неразумного. За горе и слезы родных, за горе и слезы матерей и близких, тех, кто погиб в борьбе с бандой Кундакбая, отвечайте перед своей совестью. Отцам вашим достаточно того, чтобы вы вернулись в родные аулы. Народу нашему этого недостаточно. Вы перед ним в неоплатном долгу. Чтобы загладить хоть немного эту вину, возвращайтесь обратно и заберите всех своих друзей, обманутых так же, как и вы, не оставляйте их Кундакбаю. Ракиш мне сегодня говорил об этом же, и я одобряю его намерения.
— Слова Садырбая — правильные слова. Это и мое желание,— подтвердил Кожамкул.
...На пятый день в оперативный пункт прибыло восемнадцать всадников, чтобы сдать оружие. Получив пакет к начальнику райотделения ОГПУ, Ракиш, Серик, Кожа и Койшигул во главе бывших бандитов направились в Талды-Курган для получения документов о добровольной явке.
Комотряд, снабженный подробными сведениями о расположении главных сил бандитов, вскоре провел успешную операцию. Многие бандиты сдались. Кундакбай с наиболее верными своими приспешниками ушел к границе, но там, в районе Дубуна, был окружен заранее предупрежденными пограничниками и разгромлен. Только нескольким бандитам удалось вырваться из окружения. Сам Кундакбай был убит.
* * *
...Миша и его двоюродная сестренка Лиза заигрались после уроков на улице и не заметили, как подобралась тучка и разразилась ливнем. Пока бежали до дому Лизы, промокли до нитки. Поневоле пришлось лезть на теплую печь.
Миша не заметил, как в избе появились его мать и тетя — мать Лизы. К их разговору он стал прислушиваться лишь после того, как тетя высказала опасение за судьбу своего мужа. По ее словам, Мишин дядя вступил в какую-то организацию и будет «свергать» Советскую власть. Будет восстание, в котором примут участие сотни вооруженных казаков. Мише жарко стало. Как же так: свергать Советскую власть, за которую погиб его отец? А новая жизнь тогда как? «Лампочка Ильича» и тракторы, о которых рассказывали в школе? Опять ничего не будет?!
Дядю в станице все зовут кулаком. Ему, может быть, и надо свергать Советскую власть, а нам с мамой зачем? Хватит маме работать на огородах дяди Сбросова, хотя он и дядя.
Всю ночь Миша думал, кому рассказать об услышанном: своим учителям, пионерам или ГПУ? Уже вечером решил пойти в ГПУ.
Начальник райотделения ГПУ внимательно выслушал Мишу. Записал его слова, похвалил и посоветовал никому ничего не говорить об услышанном.
— Молодец, парень. Спасибо, что пришел. Мы проверим,— сказал он.— А ты держи ухо востро...
Проверка подтвердила рассказанное Мишей. По селу и в самом деле ползли слухи о скоплениях вооруженных белогвардейцев в горах, на границе. В районе появился неизвестный человек по фамилии Данилов. Он говорил, что прибыл из Китая и по заданию штаба вербует людей в организацию, которая в скором времени должна поднять восстание.
Через неделю Миша опять пришел: на этот раз он передал разговор своего дяди с каким-то человеком о восстании. Дядя говорил, что есть приказ напасть на ГПУ, завладеть оружием, а потом вылавливать коммунистов и комсомольцев. Отец Лизы случайно заглянул на печку, увидел Мишу, подошел к печке и прогнал его из комнаты. Когда же неизвестный ушел, дядя позвал к себе Мишу и стал расспрашивать, что он слышал из их разговора.
— Немного слышал, — ответил Миша.
— Рассказывай, что? — рассердился дядя.
— Слышал, — сказал Миша, что какие-то дяди должны сначала отобрать оружие у ГПУ, а потом начать свергать Советскую власть.
— Запомни, Мишка, — пригрозил дядя, — если расскажешь об этом кому — голову оторву.
Миша уверил дядю, что он не маленький и сам все понимает. На всякий случай побожился.
Прошло всего два дня, и дядя опять позвал Мишу. Он не сердился и не грозил, а попросил Мишу отвезти записку родственнику в соседнее село. Потом мальчику еще приходилось ездить с записками.
В одной из записок, которые Миша каждый раз показывал сначала начальнику ГПУ, Сбросов просил своего родственника Мотового прибыть на хутор Красная Поляна. Мотового на месте не оказалось. Его кто-то успел пригласить на хутор раньше, и он выехал до приезда Миши. Миша вернулся в Талды-Курган.
— Ну, что ж, поезжай, Миша, в Красную Поляну и вручи записку кому велено,— сказал начальник райотделения.
Миша так и сделал. Вручив записку, он пристроился в уголке избы и стал слушать, запоминать и поджидать дядю. В избе было уже несколько человек. Выступал один из них, которого назвали Даниловым. Этот Данилов рассказал, что организация у них большая. Руководит ею штаб во главе с полковником. По планам штаба, находящегося пока в Китае, предусмотрено поднять восстание сначала в пограничных районах. Как только это совершится, выступят кавалерийские части, сосредоточенные на границе. Штаб опубликует приказ о мобилизации, восстановит казачью форму, начнется продвижение в глубинные районы.
Все эти сведения не расходились с данными, полученными из других источников, и работники ЧК принимали соответствующие меры.
Вскоре после этого сборища повстанцы перешли к активным действиям.
...В теплый июльский день начальник отделения фельдсвязи ОГПУ Заморов ехал из станицы Каратал в Джангиз-Агач. Надо было собрать деньги в торговых организациях для доставки в банк. На горной тропинке из-за камня вдруг прогремел выстрел. Пуля пробила Заморову легкие. Обливаясь кровью, он упал с лошади, откатился в кусты и стал отстреливаться. Тогда неизвестный, оставив Заморова, поймал его лошадь и скрылся в горах.