— Да, внешне он культурный и обходительный,— говорила машинистка.— Он и за мной пытался ухаживать, а вчера в кино я его увидела с бывшей княгиней Ухтомской.
«Уж не о Ницше ли речь?» — подумал Шкодин и бросил быстрый взгляд на машинистку. Она была отнюдь не первой красавицей в городе. «Чем же она пленила Ницше?» — продолжал думать Шкодин. И вспомнил одну из бесед с начальником управления по совсем другому делу.
«Машинистка на интересующем разведку объекте — мечта шпиона,— говорил начальник управления.— Не каждый даже ответственный работник бывает так полно осведомлен о делах объекта, как нередко машинистка, поскольку она перепечатывает документацию».
По дороге в управление он мысленно разговаривал сам с собой: «Хайнц Видер? Немецкие товарищи охарактеризовали его как преданного делу Коммунистической партии. Германии, вне подозрений. Евгений Константинович — молодой советский инженер, комсомолец. Но с тем и другим надо обстоятельно переговорить. Павел Земцев? Надо прояснить его политическое лицо. Ухтомская? Уточнить, имеет ли отношение к Ницше?»
Шкодин обстоятельно доложил начальнику отдела Неугодову суть дела. Они вместе направились к начальнику управления. Он их внимательно выслушал, как всегда, был лаконичен:
— Немедленно приступить к проверке Ницше. Важно не спугнуть его. Осторожно изучать всех лиц, которые так или иначе с ним связаны. Возможно, он сколачивает, резидентуру. О всех существенных новостях по этому делу докладывать лично мне..
Участковый уполномоченный об Ухтомской рассказал: «Ухтомская — красивая, представительная женщина. Муж ее — князь. В гражданскую войну сбежал в Китай. Она работает конторщицей, проживает вместе с матерью — бывшей фрейлиной. По словам соседей, в последнее время у Ухтомской часто бывает инженер механического завода Ницше».
Проверка Павла Земцева показала, что он, будучи студентом Московского электротехнического института, занимался антисоветской агитацией и за это в 1934 году был лишен права проживания в столице.
Насчет Ухтомской у Шкодина не было определенного мнения. Быть может, просто амурные дела? А вот то, что Ницше спелся с Земцевым, было более, чем вероятно.
Киевские чекисты сообщили, что Ницше Вильгельм Эрихович в составе австро-венгерской армии воевал с Россией, с 1915 по 1919 год находился в лагере для военнопленных под Киевом, а затем до 1939 года жил в самом Киеве. Дважды — в 1935 и 1936 годах — ходатайствовал о приеме его в советское гражданство. В заключениях об отказе в его просьбе указывалось, что он по национальности не чех и не словак, как он пытался утверждать, а немец, но неизвестно почему скрывает это...
Внимательно прочитывая каждый документ дела, Шкодин наткнулся на справку, что Ницше в период нэпа имел в Киеве собственный электромеханический завод. В автобиографии, представленной дирекции Актюбинского завода, он об этом не упоминал. Ницше также в свое время находился в приятельских отношениях с установленным разведчиком — германским консулом в Киеве Стефани. Они встречались на водной станции на Днепре, где стояла яхта консульства, вместе катались, устраивали пикники. Ницше часто посещал консульство. Когда в 1929 году Стефани был выдворен из Советского Союза и вместо него в Киев приехал Зоммер, Ницше и с ним установил знакомство.
«Директор Череута негодовал,— писал Шкодин в справке о результатах посещения завода,— возмущению не было предела. Проект электростанции, составленный Ницше, трест забраковал. Фундамент для нового котла (старый вышел из строя по техническим причинам), возведенный по проекту Ницше; надо переделывать. Наступила зима. В цехах холодно. Рабочие жалуются. А Ницше рвется на нефтепромыслы... Не дает проходу. В общем, Череута настроен гнать Ницше с завода, как говорится, «в три шеи».
Но гнать Ницше с завода «в три шеи» совсем не входило в планы Шкодина. Ницше мог уехать в Москву, связаться с германским консульством, получить там другие документы. И тогда ищи ветра в поле.
Директор механического завода Череута был отличным специалистом. Возможно, в силу этого он делил все человечество, пополам: одна — технически мыслящая, вторая — просто люди.
С большим трудом удалось Шкодину уговорить директора пока не трогать Ницше. Череута недоумевал:
— Я считал, что поддержите меня, а вы, Александр Трофимович, предлагаете оставить его на заводе. Не понимаю, нет тут логики.
Да, Череута делил все человечество пополам. А то, что Ницше может оказаться шпионом-диверсантом, у него и в мыслях не было. Он просто считал его плохим инженером, хотя и кичившимся своей технической образованностью.
Начальник отдела Неугодов, прочитав справку Шкодина, некоторое время обдумывал ее. Затем попросил все ранее поступившие документы по этому делу и, хотя уже с ними знакомился не раз, снова стал читать их и подчеркивать синим карандашом те места, где шла речь о стремлении Ницше к поездкам на другие промышленные объекты, об его интересе к поставкам оборудования из-за границы на строящийся завод ферросплавов. Действительно, здесь намечалось прибегнуть к услугам специалистов фирмы-поставщика.
— Да,— сказал он наконец,— вы правы. Интересный узелок завязывается. Особенно подозрительным мне кажется его ожидание специалистов из Германии. Уж не ждет ли он связника?
— Павел Петрович!— обратился Шкодин.— А если направить к нему в качестве иностранного специалиста нашего, разумеется, не местного чекиста?
— Это неплохая идея,— отозвался Неугодов.— Надо посоветоваться с руководством управления.
Москва направила в Актюбинск оперативного работника. В рапорте о результатах выполнения этого задания «москвич» писал:
«Прибыл в Актюбинск поездом 13 июля 1940 года. Меня встретили руководители завода. Вместе с ними я его осмотрел. С проектом строящегося завода ознакомился в кабинете заместителя начальника строительства. Давал мне объяснения инженер Видер.
Перед обеденным перерывом в кабинет вошел гражданин. В руках у него были чертежи. Услышав немецкую речь, он предложил познакомиться и представился — Вильгельм Эрихович Ницше. Я назвал себя согласно легенде и заметил, что Ницше — это очень громкое имя, для нас, немцев, особенно.
Видер метнул на меня недоуменный взгляд, но промолчал. Ницше же ответил, что действительно принадлежит к этой фамилии.
— Нам, как землякам, надо было бы встретиться и поговорить,— сказал Ницше.
Я предложил ему поужинать в ресторане.
Ницше отказался.
— Не хочу мозолить местным жителям глаза,— пояснил он,— лучше завтра я зайду к вам в гостиницу и позавтракаем вместе.
На том мы и расстались.
На следующий день мы встретились. Ницше позвал меня к себе на квартиру.
За бутылкой вина мы вначале завели разговор о студенческих корпорациях в Германии, их обычаях, знание которых является как бы визитной карточкой «истинного немца». Ницше интересовался, откуда я родом, где учился, в какой фирме служу и в качестве кого, сколько пробуду в СССР, сколько немецких специалистов приедет в Актюбинск на монтажные работы и кто именно.
Затем Ницше сам разоткровенничался и рассказал об одной бывшей княгине, высланной в Актюбинск из Ленинграда в 1936 году. Она, по его словам, хранит, как реликвию, грамоту с личной подписью Вильгельма II, пожалованную ее отцу.
На следующий день Ницше вновь зашел ко мне в гостиницу. Предложил погулять. Пройдясь по городу, мы очутились в оранжерее. Там Ницше познакомил меня с немцем (заведующим оранжереей). Тот с ходу заговорил со мной на баварском диалекте — по легенде я уроженец Баварии. Я отвечал. Потом он перешел на берлинский жаргон — по легенде до приезда, в Советский Союз я работал в Берлине. Я понял, что меня проверяют. Что ж, с берлинским, жаргоном тоже справился.
Ницше пригласил меня к себе на пиво. За столом стал говорить о своей преданности «великой Германии». К усилиям Советского Союза создать боеспособную армию он относился скептически. В случае войны с Германией, утверждал он, Красная Армия будет разгромлена через две-три недели.
— Нужно иметь терпение, терпение и еще раз терпение. Придет время — и родина использует нас в своих интересах,— вещал Ницше.— Для этого необходимо иметь крепкие нервы. Наша задача — сохранить себя. Я каждое утро сорок пять минут занимаюсь гимнастикой. Я сохранил себя. Могу выполнить любое задание. В меру своих сил я всю жизнь воюю за великую Германию: до войны, во время войны, после нее. Можно воевать не только с оружием в руках...