В 1915 году Ницше был призван в армию, попал на фронт, а вскоре в плен к русским. После окончания войны по заданию немецкой разведки остался в Советской России, поначалу в качестве военнопленного, а затем... занимал ряд ответственных инженерных должностей вплоть до технического директора на механических заводах в Киеве, Черкассах, Днепропетровске.
Ницше систематически посещал германское консульство в Киеве. Для маскировки участвовал во всяких пикниках, катаниях на лодках по Днепру, вечеринках, устраиваемых на средства консульства у Урусовой, связанной с немецкой разведкой еще с 1912 года и снабжавшей ее информацией по Западному фронту.
Ницше использовался немецкой разведкой и как связник. Так, 1914 году, а затем в 1935 он ездил в Черкассы и Житомир, где вывел из «консервации» двух немецких агентов и разработал с ними систему связи с немецким резидентом в Киеве.
Ницше передал немецкой разведке разного рода информацию о Днепрогэсе, оборонных заводах, о маневрах Краснознаменного особого Киевского военного округа.
На следствии, затем на суде Ницше признал полностью свою вину. Его показания были подтверждены другими подсудимыми, привлеченными по его и другим делам, а также многочисленными свидетелями.
Да, Ницше и другие немецко-фашистские агенты, оказавшиеся вместе с ним на скамье подсудимых, были врагами не менее опасными, чем те, которые, все-таки пришли к нам в страну в сорок первом году. И как знать, сколько бед предупредила эта лишь одна из операций по ликвидации вражеской агентуры перед Великой Отечественной войной. Это был один из многочисленных предвоенных ударов органов НКВД, лишивших вражескую разведку возможности сбора информации об обороноспособности Советского Союза и оснащенности военной техникой Красной Армии.
С. БОЙКО
«ЮНКЕРС» НАД УРАЛЬСКОМ
Шел второй год Великой Отечественной войны. В тревожные дни начала Сталинградской битвы произошло событие, о котором мало кто знал из жителей Уральска...
— Вас вызывает начальник Зеленовского районного отделения НКВД,— позвонила мне телефонистка.
Я взял трубку.
— Только что над станцией прошел немецкий самолет,— доложил начальник районного отделения.— Курс на Уральск.
— Вы не спутали? — усомнился я.— Может быть, это наш?
Трудно было поверить! Все-таки фронт от Уральска в пятистах километрах, вражеские аэродромы еще дальше...
— Нет, товарищ начальник, немецкий. Летел невысоко, Фашистские кресты были ясно различимы. Я сам видел...
Зазвонил внутренний телефон.
— Слушай! — загудел в трубке хорошо знакомый голос начальника гарнизона генерал-майора авиации Кравцова.— Сейчас над нами прошел на восток «юнкерс!»
Потом Кравцов сердито выругался. И было из-за чего!
— Сфотографировал, конечно, подлец, весь мой аэродромишко,— сокрушался генерал.
Итак, сомнения отпадали: прошел «юнкерс». Кравцов ошибиться не мог!
— Ничего не пойму,— признался я.— Что за трюк?
— Я тоже не могу понять,— сказал Кравцов.— Кажется мне, что не бомбить он прилетал. Только глубокой разведкой коммуникаций и можно объяснить этот полет...
С этим нельзя было не согласиться.
Разговор закончить не удалось: телефонистка прервала и переключила меня на начальника гарнизона войск НКВД по охране моста через Урал.
— Только что над нами прошел на восток «юнкерс»,— доложил он.— Мы успели дать очередь из пулемета, да, видать, безрезультатно. Но, между прочим, он пошел на снижение в сторону зауральских лесов...
«Попали? — мелькнула мысль. — Или вынужденная посадка?» А не развернется ли он да не сыпанет ли в лесах парашютистов-диверсантов? Мост-то единственный! Вдруг подорвут! — тревожно забилось в голове.
Я тут же переключился опять на генерала. Договорились: в район, куда пошел «юнкерс», вылетает штабной самолет для разведки местности с воздуха, а на автомашинах выезжает войсковая истребительно-поисковая группа...
Тревожно задребезжал междугородный телефон. Опять звонил начальник Зеленовского районного отделения НКВД.
— Позвонили со станции Озинки,— докладывал он, — «Юнкерс» обстрелял из пулемета пассажирский поезд километрах в трех по выходе его со станции Урбах. Результаты обстрела неизвестны, но поезд следует по маршруту...
Ни от самолета, высланного в район возможной посадки «юнкерса», ни от выехавшей туда же группы пока не было никаких вестей. Неизвестность, конечно, нагнетала напряженность.
Телефонистка связала меня с соседним Тепловским районным отделением НКВД Оренбургской области.
— Недавно курсом на Куйбышев прошел какой-то самолет,— рассказывал дежурный по районному отделению.— Шел невысоко, но стороной от леса, поэтому не разглядели, чей он.
Я посоветовал ему доложить об этом в Оренбург и «прочесать» трассу полета «юнкерса» на случай, если он выбросил парашютистов или листовки, а также попросил поставить нас в известность, если будут новости, относящиеся к проклятому «юнкерсу»...
Донесение о происшествии было уже в Алма-Ате, на столе у наркома внутренних дел Казахстана. Нарком доложил об этом ЦК партии. А мы с секретарем обкома партии А.С. Василевским обсуждали событие и связанные с ним меры.
Интересоваться районом Уральска фашистское командование имело причины. То, что «юнкерс» шел по линии железной дороги, а не степными просторами в междуречье Урал — Волга, видимо, имело определенный смысл. Воинские перевозки и объекты бомбежек интересовали, фашистов. Такими объектами были, прежде всего, железнодорожные, сооружения. Нарушить работу железнодорожной линии Илецк — Урбах — Астрахань, значит, лишить фронт этого важнейшего и кратчайшего пути на восток, сорвать прибытие пополнения, боеприпасов, продовольствия и отправку в тыл эвакуированных.
Но и сам Уральск, и его окрестности, несомненно, могли интересовать фашистское командование. Уральск был ближайшим узлом связи с Закавказьем, отрезанным оккупантами в результате захвата Северного Кавказа. Тут переваливались грузы, идущие железнодорожными и водными путями, тут пролетали самолеты ГВФ в сторону Закавказья и обратно. Несколько военных училищ готовили молодых командиров.
Одним словом, было чем интересоваться фашистской разведке, было что беречь от нее советским людям. Понятно, почему нас так обеспокоило появление «юнкерса».
Через час после отправки сведений в Алма-Ату Василевского и меня вызвали на телеграф: у провода были первый секретарь ЦК партии и нарком внутренних дел Казахстана.
— Доложите обстановку. Что там у вас происходит? — выстукивал аппарат из Алма-Аты.
Мы доложили все, что самим было известно, что мы предполагали и какие меры предпринимали и намечали на ближайшее будущее.
Только я вошел в управление — дежурный доложил:
— Начальник линейного отделения НКВД станции Уральск имеет экстренное сообщение.
Оказалось, на станцию прибыл тот самый поезд, который был обстрелян «юнкерсом». Есть раненые. Слишком дорого обошлось нам подтверждение его полета.
Поступило сообщение: над Волгой, при попытке прошмыгнуть назад, фашистского стервятника «приземлили»... Но что, если он успел-таки выполнить задание?
Первый тревожный симптом — в управление прибежал запыхавшийся паренек:
— Фашисты в Уральске! К нашей соседке бабке Ирине Парфентьевне двое стучались!
Дежурный управления — к бабке, первоисточнику «новости». Та поведала: час тому назад, когда она уже погасила огонь и ложилась спать, кто-то постучал в окно. Старушка зажгла свет, раздвинула занавески, выглянула в окно и... обмерла. В окно уставились две усатые физиономии.
Позже выяснилось, что через станцию следовала группа военнослужащих польской добровольческой части, формировавшейся в Советском Союзе. Кое-кто из них пошел по ближайшим к станции домикам прикупить продуктов. Двое из них и попали к этой старушке.
...В области было введено затемнение. Начали отрывать щели-убежища. Развернулось формирование добровольческих истребительных батальонов для борьбы с вражескими парашютистами.