— А ты не ошибся? — спросил он.
— Нет, господин Чжан.
— Значит, курды находят убежище в СССР! — удовлетворенно воскликнул Чжан Цзян.— Нашему великому союзнику этот факт будет очень кстати.
Матерый разведчик не заметил, как проговорился, Но когда сидишь на чемоданах и опасаешься, что повезут тебя не в том направлении, в каком хочешь, то недолго и проговориться.
Слушая обстоятельный рассказ Вани о посещении, колхозов «Вторая пятилетка», имени Кирова, Чжан Цзян полуоткрыл глаза, вспоминал, как два года назад по указанию своего шефа разыскивал этого человека. В сообщенных данных его фамилия была совершенно иной, и если бы Ваня не пришел сам, вряд ли удалось бы его найти. Ваня помнил пароли на все случаи встреч. Все же Чжан Цзян хорошо его проверил. За пять лет, что прошли а момента перехода им границы до появления в Алма-Ате, многое могло измениться. К тому же те хозяева, что посылали его в СССР, были противниками гоминдана, хотя уже вышли из игры. Но для таких, как этот Ваня, главным был не цвет флага, а принципы, которые осеняют флаг. Проверка лишний раз убедила Чжан Цзяна, что Ваня еще сильнее стал ненавидеть Советскую власть. Не растратил он и полученных когда-то навыков. Ваня помог Чжан Цзяну отыскать нескольких китайцев, служивших в маньчжурской полиции. Эти сведения пригодились в развертывании агентурной сети, на чем так настаивали чунцинские шефы.
Когда Ваня закончил свой рассказ, Чжан Цзян встал.
— Не сегодня-завтра я должен буду уехать отсюда. Причины, надеюсь, понятны. Так вот. Борьба не кончена. Чтобы победить там, надо бороться здесь... Больше в консульство не приходи. Веди себя незаметно. И жди. Со временем к тебе придет человек. От меня. Неважно, кто эта будет: мужчина, женщина, европеец, азиат. Ему передашь все собранные сведения и получишь новое задание.
— Я вас понял, господин Чжан. Будет сделано.
* * *
За два с половиной года Мустафин и Кузнецов заметно возмужали, стали опытнее, сдержаннее. На погонах их офицерских кителей, никогда почти не надеваемых, прибавилось еще по одной звездочке. Они выявили и обезвредили несколько агентов гоминдановской разведки. «Бамбуковая роща» господина Чжан Цзяна заметно поредела. Не оставалось никакого сомнения, что Мустафин и Кузнецов вышли на опытного разведчика, прошедшего школу недоброй памяти генерала Доихара. Противник был умен и коварен. Имеющиеся данные убеждали в предположении, что Цзин Чжанчжу был в свое время заброшен а нашу страну японской разведкой. Встал вопрос, как подступиться к этому скользкому, увертливому врагу. Прав был полковник, когда говорил, что предположение — не улика, а интуиция — не доказательство.
— Ну что ж, давай думать, мой дорогой мыслитель,— сказал Мустафин, усаживаясь на стул верхом.
— Давай,— согласился Кузнецов.
— Итак. Дано: неизвестное лицо по фамилии Цзин Чжанчжу.
— Почему же неизвестное? — удивился Иван Григорьевич.
— Да потому, что, кроме фамилии, мы о нем почти ничего не знаем.
— Ну, не скажи! — возразил. Кузнецов.— Мы знаем, что в Советский Союз он попал 10 марта 1942 года, после того, как нелегально перешел границу. Нам также известно, что в Алма-Ату Цзин Чжанчжу прибыл в середине февраля 1947 года, получил вид на жительство, остановился в Талгаре. Кроме того, установлено, что он работал на саксаульной базе, затем был грузчиком в стройконторе при управлении колхозными рынками, после чего поступил разнорабочим в Среднеазиатский геодезический трест.
— Все правильно. Дальше.
— Мы знаем, наконец, что в настоящее время Цзин живет по улице Шаврова.
— Браво!
— Мы установили, что Цзин интересовался дислокацией воинских частей, воинскими перевозками по железной дороге.
— Еще миг — и ты выложишь железное доказательство причастности названного Цзина к иностранной разведке,— иронически заметил Мустафин.
— У нас,— не обратив внимания на иронию, перечислял Кузнецов,— есть предположение и даже основательные подозрения. А это уже кое-что...
— И все же для полного разоблачения Цзина собранных улик мало,— серьезно закончил Мустафин.— Давай думать, как нам связать известное с неизвестным, как выявить тайное, ибо внешнее вроде бы ясно...
Долго сидели в своем кабинете два молодых офицера, два чекиста. Их беседа текла то тихо, то вдруг взрывалась горячим спором, чтобы через минуту снова утихомириться.
Августовский, день был на исходе. Жара заметно спала. Кузнецов не спеша шагал к городскому парку.
— Иван Григорьевич! — окликнули его негромко. Кузнецов обернулся, увидел догонявшего Ван Шенгуна.
— Здравствуйте! Как здоровье, как дела? — пожимая руку, спросил Иван Григорьевич.
— Ничего, все в порядке, — хмуро ответил Ван Шенгун.
— Случилось что-нибудь? — насторожился Кузнецов.
— Поговорить надо, Иван Григорьевич.
— На работе что случилось?
— Нет. На работе и дома все в порядке. Тут другое. Посоветуйте, как быть. Есть в городе один очень плохой человек. По-моему, он — враг.
— Вот даже как! — воскликнул Иван Григорьевич с неподдельным удивлением. — Ну, если это доказано, я знаю такого человека, который может помочь.
— Зачем человек? Ты сам ему скажешь... Пошли ко мне. Дома тихо. Никто мешать не будет.
Иван Григорьевич подумал и решил пойти. Слова Ван Шенгуна и заинтересовали, и обеспокоили.
Дома Ван Шенгун продолжил свой рассказ.
— Помнишь, я говорил про тетушку Лю. Так вот, в прошлую субботу она задержалась в консульстве дольше обычного. И слышала, как вице-консул разговаривал с кем-то, Чжан Цзян сказал, что, мол, надо бороться здесь, чтобы победить в Китае, что от него, Чжана, придет человек, которому и надо будет передать все сведения и получить новые указания. Тетушка Лю потихоньку выбралась из консульства и остановилась за углом, чтобы посмотреть, кто выйдет. Она знала, что в консульстве, кроме гостя Чжан Цзяна, никого постороннего не было.
Из консульства вышел плотник Ваня и пошагал к базару. Тетушка Лю — за ним. Видит, он говорит с знакомым ей китайцем. От него она узнала, что этого Ваню по-настоящему зовут Цзин Чжанчжу, а работает он в геодезическом тресте. Еще тетушка Лю сказала мне, что этот Ваня—Цзин несколько раз подолгу беседовал с вице-консулом в его кабинете. Был Цзин у вице-консула и тогда, когда из Ташкента приезжал какой-то человек. Они разговаривали с ним, и Ваня—Цзин сказал, что в Китае всех коммунистов надо уничтожить.
Иван Григорьевич задумался. То, что рассказал Ван Шенгун, полностью подтвердило связь Цзина с гоминдановским разведчиком Чжан Цзяном. Наконец, он сказал:
— Спасибо, товарищ Ван, за доверие. Больше сейчас ничего сказать не могу.
— Я понимаю, — согласился Ван Шенгун. — Вам ведь надо поговорить с тем человеком.
Обсудив сообщение Ван Шенгуна, Мустафин и Кузнецов не пришли к единому мнению: должен ли Кузнецов открывать себя. Когда они сказали о своем сомнении Сухомлинову, полковник неожиданно рассердился.
— Что за ерунду вы тут выдумали! Сами Ван Шенгуну доверяете, а кто такие — сказать боитесь. Нет уж, дорогие товарищи, извольте играть в открытую, И, уверяю вас, это полезнее для общего дела. Надеюсь, я убедил вас?
Слова полковника внесли ясность, и офицеры дружно ответили:
— Так точно.
3 сентября — день победы над милитаристской Японией был воскресным днем, и Кузнецов решил посетить Ван Шенгуна с утра. Как и предвидел Сухомлинов, признание Кузнецова не удивило и не испугало Вана. Возвращая Кузнецову удостоверение сотрудника органов государственной безопасности, он с облегчением вздохнул:
— Это очень хорошо, что, ты, Иван Григорьевич, из ЧК. Я тебя немного знаю, и вижу — ты человек хороший. И мне приятно, что ты веришь мне.
Сменив официальный тон, Ван с лукавинкой в голосе добавил:
— Что же мы теперь будем делать, товарищ инспектор по скрытым загораниям?
Кузнецов улыбнулся. Обстановка разрядилась, и он в тон Ван Шенгуну ответил:
— Будем вместе выявлять и ликвидировать источники возможных пожаров. А теперь о деле, — посерьезнел Иван Григорьевич.— Ваше сообщение очень ценное, но оно пока почти ничем не подкреплено. Наша задача доказать, что или Цзин невиновен, или же он враг. Помогите в этом разобраться.