— Вы признаете себя виновным в том, что стали агентом гоминдановской разведки?
— Признаю.
— Ваши дальнейшие шаги на этом пути? — продолжал наступать Кузнецов.
— После отъезда Чжан Цзяна я перестал собирать разведданные.
— Вот как? — вскинул брови Кузнецов, затем достал из стола какой-то снимок.— С границы прислали один любопытный документ за подписью Хуан Дунцая. Вот посмотрите фотокопию. Вам это не знакомо?
— Нет! — с отчаянием произнес Цзин.
— Не буду спорить, — холодным, тоном произнес Кузнецов.— Вот этот листок изъят у вас при обыске, что засвидетельствовано подписями понятых. Узнаете? Вам, как человеку грамотному, имеющему специальную подготовку, должно быть известно о так называемой графической экспертизе. Она доказала, что записка и шпионское донесение, перехваченное на границе, написаны одной и той же рукой.
Цзин закрыл ладонью глаза.
— Вы только что заявили, что после отъезда Чжзн Цзяна больше не собирали разведданные. Но содержание письма, адресованного Чжан Цзяну, носит характер разведывательно-шпионского донесения. В нем есть такие слова: «...эта работа полезна не только для нашей страны, но и для дружественных нам стран». При последней встрече с вами Чжан Цзян сказал, что через некоторое время придет человек и передаст новое указание. Таким образом, работая на гоминдановскую разведку, вы в то же время сотрудничали с разведкой другого зарубежного государства. Вот так-то, Цзин Чжанчжу, вы же Хуан Дунцай и Кин Нагатаке. Придется рассказать о себе все с самого начала и до конца.
Цзин попросил закурить и после нескольких затяжек заявил:
— Это конец! Пишите. Я расскажу вам всю правду.
Отправив арестованного, Иван Григорьевич откинулся на спинку стула. Предстояло выяснить отдельные частности, по поединок был уже выигран. Иван Григорьевич улыбнулся, представив Чжан Цзяна, и подумал: «Шпионский бамбук плохо укореняется на советской земле и гибнет, даже не успев отцвести!»
И. МИРОНОВ
ПОД ЛИЧИНОЙ «СВИДЕТЕЛЯ ИЕГОВЫ»
Капитан Мордвинов возвратился к себе в кабинет, включил свет, с усилием стянул с себя задубевший на морозе полушубок, повесил его и, растирая озябшие руки, пошел к батарее погреться. На дворе стояли декабрьские, лютые даже для этих мест, морозы. Кабинет Мордвинова находился на втором этаже здания управления, но и тут было слышно, как под ногами прохожих хрустел снег. Прижимая к батарее то одну, то другую руку, Иван Михайлович сосредоточенно смотрел на белую стену кабинета и размышлял о том, что пришлось услышать в беседах с разными людьми за сегодняшний день в Шахтинском районе Караганды. Особенно интересны были данные о неком Степанове, недавно появившемся среди местных сектантов-иеговистов. Человек этот в прошлом якобы был агентом фашистской разведки, служил на временно оккупированной гитлеровскими войсками советской территории старшим полицейским. Руки его обагрены кровью советских патриотов, а сейчас он называет себя «свидетелем Иеговы».
«Сведения о прошлом этого человека скорее всего верны. Проверить такой факт не составит труда,— размышлял Мордвинов.— Дело же в другом. Только ли по религиозным убеждениям Степанов оказался в этой нелегальной секте или же причина совершенно иная?»
За время работы в органах капитану Мордвинову не раз приходилось беседовать с верующими. Были среди них ярые фанатики, которые отрицали даже очевидные факты, если они противоречили их религии. Были такие, которые верили в бога по унаследованной привычке. Одни считали, что страх перед божьим наказанием удерживает людей от дурных поступков, а потому религия нужна. Другие искали в ней утешение и закрывали глаза на очевидную нелепость догматов вероучения. Большинство верующих, несмотря на свои религиозные заблуждения, добросовестно трудились, честно выполняли советские законы.
Но Мордвинов знал и то, что подполье «свидетелей Иеговы» является надежным логовом для тех, кто вел и ведет враждебную работу против Советского государства. Через два дня он докладывал своему непосредственному начальнику капитану Акжанову:
— То, что Степанов на первом же сборище иеговистов взял на себя роль толкователя инструкции «Организационные указания для свидетелей Иеговы», изданной иеговистским центром в США, дает основание полагать, что он не рядовой верующий.
Акжанов согласился с мнением Мордвинова и посоветовал внимательнее приглядеться к Степанову.
— Нужно срочно проверить, действительно ли он был агентом фашистской разведки и старшим полицейским у гитлеровцев,— добавил начальник.
...Где-то в середине декабря секретарь отдела положила на стол капитана Акжанова архивное уголовное дело на Степанова, по которому он в 1945 году был осужден и затем отбывал наказание до амнистии 1956 года. Материалы дела говорили о следующем: Федор Степанович Степанов проживал с родителями-кулаками в деревне Мялицыно Островского района Псковской области. После смерти родителей с 1938 года жил у дяди, Ивана Антонова. В 1941 году кончил десятилетку в городе Острове и готовился поступать учиться в Ленинградский юридический институт. Но началась Великая Отечественная война, в нашу страну вторглись фашистские орды, и вскоре Федор оказался на оккупированной территории.
Ребята его возраста уходили в леса, перебирались через линию фронта, чтобы воевать с захватчиками. Но Степанов избрал другой путь. В сентябре 1941 года он поступает служить писарем Мало-Приезженского волостного управления Псковской области. Александра Васильевна, с сыном которой — Витей — Федор дружил с малых лет и учился в одной школе, так характеризовала Степанова: «Он не просто исполнял свои обязанности писаря в силу необходимости, а являлся активным немецким пособником».
Вместе с предателем Родины волостным старшиной Егоровым Федор проводил учет населения и имущества волости, раздавал колхозное и общественное имущество лицам кулацкого происхождения и в прошлом репрессированным. Они вместе изымали, особенно у семей военнослужащих Красной Армии, хлеб, теплые вещи для немецкой армии. Отправляли мирных жителей на каторжные работы в Германию.
— Ожидаете, пока вас всех вызовут к коменданту и всыплют по 25 розог или пока не заберем все имущество? — кричали Степанов и Егоров на сельчан, которые не имели возможности выполнять их требования по сдаче сельхозпродуктов для немецкой армии.
— Если будешь свою дочку прятать, пойдешь к коменданту, там тебе укажут законы, а то и расстреляют,— запугивал Степанов Васильеву, которая не хотела, чтобы ее дочь Марию отправили в Германию.
Заметив рвение своего холуя, немцы в мае 1942 года перевели Степанова в отделение пропаганды «Остланд» в город Остров. Здесь он работал в газете «Островские известия», под псевдонимом Мартов написал в газету более десятка статей, в которых восхвалял гитлеровский «новый порядок», немецкую армию, клеветал на Советскую власть, призывал население к борьбе с партизанами. Неоднократно по своей инициативе выезжал в села района на машине с радиоустановкой, призывал население к поддержке оккупационного режима, к борьбе с партизанами. Распространял антисоветские брошюры, газеты, призывы среди населения.
— Их надо запрятать подальше, довольно им бушевать! — советовал Степанов следователю полиции в январе 1943 года, когда в кабинет последнего привели его земляков Анатолия Иванова и Алексея Юсупова, арестованных по подозрению в связях с партизанами.
Степанов юлил перед оккупантами, старался заслужить их доверие и похвалу. Гитлеровцы решили использовать его на работе по выявлению советских партизан и в апреле 1943 года назначили старшим полицейским Мало-Приезженской волости, где в то время особенно активно действовали советские патриоты-партизаны. Степанов рыскал по селам волости, «вынюхивал» партизан, выявлял их связи среди местного населения и обо всем доносил в разведывательный отдел немцев «I-Ц» лейтенанту Бетехеру. Участвовал он н в боях карательных отрядов против партизан, в арестах мирных жителей, заподозренных ь связи с патриотами.