Усердие заметило и высокое начальство. В июне 1943 года немецкая разведка «Абвергруппа» в Острове завербовала его под псевдонимом «Рудольф». Теперь Степанов сведения о партизанах и советских патриотах сообщал и Бетехеру и начальнику «Абвергруппы» Гербсту. Гербст требует от Степанова, чтобы он «пробрался» в один из партизанских отрядов для сбора сведений о них или же подобрал человека для этой цели.
Но Степанов бережет свою шкуру, боится, что могут его разоблачить и воздать должное. Под разными предлогами отказывается. Партизаны к тому времени уже знали о предательстве Степанова и охотились за ним, но захватить его не удалось: один раз целые сутки скрывался от них на сеновале, в другой раз убежал босым.
Немцы дорожат своим холуем. В октябре 1943 года его возвращают в отделение пропаганды «Остланд» в город Остров. «Самому мне больше нравилось служить в полиции, так как здесь, кроме денежного вознаграждения, выдавали паек», — цинично говорил Степанов на следствии в 1945 году. Так, за «паек» Степанов продал немцам свою душу, продал свой народ, своих товарищей.
Пришел февраль 1944 года. Советские войска, наступавшие по всему фронту, приблизились к городу Острову. Немецкие войска отступали так поспешно, что при эвакуации своих разведывательных органов и отдела пропаганды «Остланд» оккупанты «забыли» прихватить с собой Степанова-«Рудольфа»,
Степанов успел удрать сам и, видя, что может остаться без «пайка», поступил служить в райуправу, выехавшую в Елагино, заведующим отделом почты. Опять по радио, в газетах и докладах восхваляет он фашистскую армию, запугивает население возвращением оккупантов, хотя сам чувствует, что хваленая «непобедимая» армия терпит поражение. В беседах с такими же, как он сам, предателями — заместителем райуправы Тенсоном и начальником отдела этой группы Врангелем — Степанов делился своим «горем», мол, верой и правдой служил немцам, сотрудничал с их разведками, помогал им вести борьбу с партизанами, но его-де не оценили, н сейчас вот остался без «хозяев».
— Не расстраивайся! Есть «третья сила», которая способна вести борьбу против Советской власти,— успокоил его Тенсон и снабдил разными брошюрами и программой «НТСНП» (национально-трудовой союз нового поколения). «...Однажды в разговоре, примерно в мае 1944 года, Тенсон сказал мне, что продолжать работу в пользу немцев не имеет смысла. Германия скоро потерпит крах, поэтому все русские, настроенные враждебно к Советской власти, сами должны организовать борьбу... Предложил мне вступить в организацию «НТСНП» и ее методами вести борьбу против Советской власти, на что я дал согласие»,— говорил Степанов на следствии в 1945 году.
Предатель воспрянул духом; не все потеряно, нашлись новые, хозяева. С усердием изучает он антисоветскую литературу организации «НТСНП», с довольной улыбкой слушает наставления ее главарей о методах и способах борьбы за реставрацию капитализма в Советском Союзе.
В июне 1944 года Степанов с новыми «хозяевами» перебирается в Ригу, не забыв, однако, закопать в районе Балвы оружие, боеприпасы, типографский шрифт, антисоветскую литературу, имея намерение использовать в своих преступных целях эту тайную базу. В Риге на совещаниях с главарями «НТСНП» обсуждает методы и способы борьбы с Советским Союзом в новых создавшихся условиях.
С приближением советских войск к Риге вместе с немецкой армией бегут все подонки, служившие Гитлеру, в том, числе и участники «НТСНП». Тенсон удрал к семье во Франкфурт-на-Майне. Приобрел билет на пароход для выезда туда же, в отделение «НТСНП», и Степанов. Но его новые хозяева решили иначе. Федора оставляют в Риге с заданием вести антисоветскую работу в этом городе, а потом в других районах СССР. Степанов с охотой соглашается и с участником «НТСНП» Катениным договаривается о связи в будущем: он должен был устроиться корреспондентом и писать статьи под псевдонимом Антонов. По этому псевдониму с ним и установят связь руководители «НТСНП». А пока Степанов, выполняя указания главарей «НТСНП», на шапирографе печатал антисоветские брошюры, программы этой организации, намереваясь распространить их среди населения.
В 1945 году он показывал на суде: «...Из ранее данных установок я имел ясное представление, как следует развернуть антисоветскую работу... Остановившись в Риге для проведения работы... я имел в своем распоряжении шапирограф для размножения литературы. Кроме того, я имел в виду использовать шрифт, 50 брошюр, хранившихся в организованном мною и Врангелем тайном складе в окрестностях Балвы...».
Но осуществить преступные замыслы Степанову не удалось. При вступлении советских войск в Ригу он был арестован и понес заслуженное наказание...
Подготовив необходимые письма, чтобы уточнить ряд моментов из биографии новоявленного «свидетеля Иеговы», Иван Михайлович позвонил в партком шахты. Парторг оказался на месте.
— Мне надо поговорить с вами по поводу поручения райкома партии. Через полчаса вы будете у себя? — осведомился Мордвинов.
— Буду,— отозвался парторг.
Предупредив секретаря отдела о поездке, Мордвинов вышел.
Парторг оказался не один. Поздоровавшись с Мордвиновым, он предложил ему присесть и продолжал разговор с посетителем. Говорил, впрочем, словоохотливый горняк-пенсионер. Он подробно рассказал о своем житье-бытье, поблагодарил парторга, что не забывают старика, а потом перешел на то, что его, видимо, больше всего волновало и привело в партком.
— Все ничего. Но тут, понимаешь, вот какое дело. От сектантов житья не стало. И так они о спасении моей душа пекутся, что хочется мне послать их к чертовой матери. Вчера тоже вот забрел один. Все про Иегову распинался.
Упоминание о Иегове насторожило Мордвинова, и он стал внимательно слушать пенсионера.
— Мне этот Иегова, предположим, до лампочки и христосоваться я с этими сектантами не собираюсь,— продолжал еще крепкий на вид пенсионер.— И все этот прохиндей лисой передо мной расстилался, уговаривал меня к ним, значит, приходить.
— И что же вы? — не удержался Мордвинов.
— Сходить-то я сходил, да не для того, чтоб под их дудку плясать. Послушал я их, и так понимаю, что ослабили заботу к безбожной работе, вот и пользуются этим всякий Степановы.
— Это что же за Степановы? — насторожился Мордвинов.
— А вроде того еговиста, что меня улещать приходил... Ну то, что о боге говорили,— продолжал пенсионер,— это, конечно, чепуха. А вот как призывали верующих не подписывать воззвание о мире!.. Это, по-моему, к богу никакого касательства не имеет.
— Скажи, Иван Степанович, а как сами верующие отнеслись к тому, что там говорилось? — нетерпеливо спросил парторг.
— Некоторые, по-моему, просто не сообразили, к чему клонит этот Степанов. Но после ихнего моления я по дороге поговорил кое с кем и понял, что люди недовольны его небожественными откровениями, — и Иван Семенович неторопливо, взвешивая каждое слово, подробно рассказал, с кем он беседовал, что ему отвечали.
Обстоятельный рассказ Ивана Семеновича убедил Мордвинова, что предположение оказалось верным, Степанов и в новом обличье продолжает старую игру...
От просмотра полученных материалов Мордвинова оторвал телефонный звонок. Дежурный спрашивал, можно ли к нему направить человека.
— Да, пожалуйста,— отозвался Мордвинов.
Через несколько минут дежурный открыл дверь и, глянув на капитана, предложил войти в кабинет стоявшему за дверью мужчине.
— Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.
— Ионке я. Эдуард Ионке,— представился мужчина. — Я насчет иеговистского собрания хотел рассказать. Верующий я, — потупился Ионке.
— Слушаю вас,— приветливо отозвался Мордвинов.
Ионке рассказал о том же, что капитан уже слышал от Ивана Семеновича. Когда посетитель замолчал, Мордвинов задал несколько вопросов. Ионке ответил на них.