Все письменные донесения хорошо оплачивались, а жизнь в столице стала много приятнее, так как Пападопулоса теперь по приезде в Москву поселяли в фешенебельную гостиницу «Турист». Кроме сочинения клеветнических заявлений о жизни греков в Советском Союзе, Георгий усердно выполнял и другие щекотливые поручения консула. Постепенно он стал профессиональным шпионом, активно действующим на территории Южного Казахстана.
Подчиняясь его указаниям, занялся написанием клеветнических заявлений и Георгий Химанидис. Ему поручено было собрать и доставить в Москву как можно больше различных жалоб, заявлений и других документов о «положении греческого населения в Южном Казахстане». Пасквильные писания Пападопулоса и Химанидиса были использованы в официальных документах греческого посольства в Москве и МИДа Греции. Кое-что из их писаний появилось в греческой печати, развернувшей ярую антисоветскую пропаганду.
Все эти действия вызвали осуждение в прогрессивных кругах Греции. Афинская газета «Авги» на своих страницах задавала вопрос: «Чем руководствовалось правительство Караманлиса, проявляя вдруг трогательную заботу о греках, издавна живущих в СССР?» И далее там писалось: «Недопустимо, чтобы в момент, когда наметилась разрядка международной напряженности, правительство проводило политику, противоположную национальным интересам и направленную на осложнение отношений с Советским Союзом». Там же указывалось, что Правительство СССР искренне стремится к дружбе с Грецией, что в период героической борьбы греческого народа за свою свободу и независимость русские люди проливали свою кровь, сражаясь с иноземными поработителями на многострадальной земле Эллады.
Однако Венеционос и Моливиатис, выполняя указания своих хозяев, развивали деятельность по дальнейшему обострению отношений с Советским Союзом. Для большего эффекта они предложили Пападопулосу написать письма в ООН и на имя премьер-министра Греции Караманлиса и переправить их за рубеж с каким-нибудь иностранцем.
Пападопулос теперь ни от чего не отказывался. Оплата иудиных услуг в иностранной валюте его очень устраивала, а обливать грязью Советскую страну стало делом привычным. И вот он сочиняет свои пасквили, громко именуя их «меморандумами». Они пестрят выражениями вроде «железный занавес», «рабство под пятой коммунистов», и даже сочиняет махровый антисоветский текст к гимну Советского Союза. Оставалось найти человека, с которым можно было бы отправить эти «произведения» за границу. Тут ему вроде бы улыбнулось счастье. Зимой из Греции приехал в Кентау господин Харлампиди для свидания с матерью и сестрой, с которыми он не виделся более тридцати лет. Харлампиди свободно владел русским языком.
Пападопулос несколько дней присматривался к нему, прежде чем познакомиться. А потом стал усиленно обхаживать новоявленного друга, приглашал его в гости, снабжал деньгами, подарил фотоаппарат «Зоркий», а когда узнал, что Харлампиди в период оккупации Греции фашистской Германией сотрудничал с английской разведкой и проходил подготовку для работы в тылу противника, решил, что этому человеку можно довериться. И уговорил Харлампиди взять с собой пакет с документами для греческого правительства и ООН.
Проводить уезжающего Харлампиди на вокзал приехало много народа, родные и близкие знакомые. Незадолго до отправления поезда в вагон зашел племянник Пападопулоса Христо и подал Харлампиди пакет с лимонами. Брови Харлампиди дрогнули при столь неожиданном «подношении». Не увидев в толпе провожающих Пападопулоса, он совсем было решил, что документы везти не придется... Чуткие глаза матери сразу заметили что-то неладное, и она попыталась предостеречь:
— Сын мой, будь осторожен, не делай ничего, что может навлечь на тебя неприятности. Береги себя.
Слова матери не успокоили, а наоборот, усилили опасения Харлампиди. Когда поезд тронулся, он залез на верхнюю полку, отвернулся к стене и попытался уснуть, но пакет с лимонами, положенный под подушку, не давал ему сомкнуть глаз. Тогда он решил ознакомиться с содержимым пакета. Осторожно вытащив бумаги, прикрывая их от посторонних взглядов своей спиной, он лихорадочно принялся читать. Чем дальше он углублялся в написанное, тем страшнее ему становилось. «Так вот какие документы просил увезти за границу. Но это же...» Не в силах дольше лежать, Харлампиди засунул ужасные бумаги в карман и тяжело спрыгнул с полки. Он был весь в испарине, сердце тревожно колотилось, казалось, что соседи по купе смотрят на него с подозрением. Он вышел в коридор и прижался лбом к холодному стеклу окна... По коридору проходили пассажиры из соседнего вагона и оживленно обсуждали событие: в одном из вагонов произошла кража, и милиция производит проверку документов и личных вещей пассажиров.
Панический ужас овладел Харлампиди; «Попасть в руки советских чекистов с бумагами, в которых что ни слово, то ложь! Что делать?» К счастью, поезд стал сбавлять ход, в окне замелькали пристанционные постройки, поплыла гранитная платформа, вагон еще раз дернулся на остановке как раз напротив здания вокзала. Харлампиди стремглав кинулся вон из вагона... Выскочив на платформу, он побежал в здание вокзала. Здесь он огляделся. Людей не было: кто ушел встречать, кто сам торопился занять место в вагоне. Несколько пассажиров с поезда промчались к буфету, не обращая внимания на одиноко стоявшего мужчину. Харлампиди еще раз оглянулся, сунул на подоконник пакет, с облегченным сердцем вышел на перрон и быстро вошел в тамбур вагона, словно бы тут и пробыл всю стоянку. Наконец звякнул колокол, раздался свисток кондуктора, локомотив дал гудок, вокзал медленно поплыл мимо вагона. Харлампиди облегченно, всей грудью вздохнул: никто не выскочил из вокзала и не бросился вслед поезду. Теперь его беспокоило одно: как оправдаться перед Пападопулосом? За длинную дорогу он передумал сотню всяких версий, а из Одессы позвонил родным и сообщил, что в дороге у него украли чемодан, и просил передать привет Пападопулосу...
Узнав о сообщении Харлампиди, Пападопулос обеспокоился. И не зря. Документы, оставленные на подоконнике маленького вокзала, вскоре были обнаружены и переданы в органы милиции, а оттуда в КГБ. Чекисты получили тоненькую ниточку, которая привела их в Кентау. Сопоставив сотни мелких фактов, чекисты решили первую часть головоломки.
Поскольку документы были адресованы в ООН и премьер-министру Греции и содержали заведомую ложь о жизни в Советском Союзе, их могли отправить только с иностранцем. Судя по содержанию, письма были отправлены из Кентау. Какой же иностранец был в этот день в Кентау, вернее, выехал из него? Стало известно, что в это время в городе находился Харлампиди ш именно в этот же день он уехал с московским поездом. А документы были обнаружены после прохода именно московского поезда. Следовало предположить, что бросить их мог только Харлампиди, который скорее всего ознакомился с их содержанием и попросту не рискнул везти с собой. Удалось найти проводника вагона, который вспомнил о том, что пассажиры вагона, в котором ехал иностранец, обсуждали якобы, случившуюся в соседнем вагоне кражу.
Все встало на свои места. Документы мог выкинуть только Харлампиди, потому что из Чимкента, Кентау, кроме него, никто в эти дни не выезжал. Теперь предстояло ответить на вопрос: от кого он их получил? Началась кропотливая работа по выяснению круга знакомых семьи Харлампиди. Удалось узнать и о том, как старательно обхаживал иностранного гостя Пападопулос, и тут чекистам припомнилось, что были сигналы о его безответственных высказываниях. В свое время их, правда, отнесли к обиде парня по поводу фельетона. Но теперь, когда было известно, что Пападопулос дважды посещал греческое посольство, эти разговоры предстали в ином свете. Конечно, Пападопулос мог передать подобные документы в посольство, а этот пакет иностранцу вручил кто-либо другой. Чекисты стали работать по обеим версиям.
Место уехавшего Констандопулоса в неофициальном амплуа занял второй секретарь — Моливиатис. К нему-то и явился Пападопулос. Представив отчет о своей деятельности за последние месяцы, он опять напомнил об активном участии Георгия Химанидиса и закончил своей обычной просьбой: побыстрее оформить ему визу на выезд из Советского Союза. Он все еще не догадывался, что именно такая деятельность нужна его хозяевам здесь, на территории Советского Союза, и они не заинтересованы в его отъезде.