Внимательно выслушав отчет и делая вид, что полностью сочувствует Георгию, Моливиатис пообещал свое содействие, а пока дал важное задание: выехать на Кавказ, собрать сведения о военных объектах, а также о промышленных предприятиях и сфотографировать их.
— А это, так сказать, на дорожные расходы,— заключил беседу Моливиатис, вручая Пападопулосу большую сумму денег.
Из Москвы Георгий выехал на юг поездом Москва — Новороссийск, запасшись большим количеством пленки, которую купил через свою приятельницу. Соседкой по купе оказалась молодая женщина — Елизавета В. с маленькой дочкой Наташей.
Знакомство завязалось быстро. Уже через полчаса Георгий знал, что Лиза — москвичка, муж у нее служит в Арктике, а она с дочкой едет в Геленджик на курорт по путевке, что ее очень беспокоит дальнейшее, так как с детьми в санаторий не пускают и, если она не пристроит дочь куда-либо, не пришлось бы возвратиться.
Назвавшийся Юрием Пападопулос предложил ей свою помощь: он тоже едет в Геленджик, у него там есть знакомые. Из Новороссийска они уже ехали вместе, а к вечеру девочка была устроена на квартире у пожилой женщины — знакомой «Юрия».
С этого дня они не расставались: купались, загорали на пляже, теплыми южными вечерами подолгу бродили по кипарисовым аллеям. В один из таких вечеров Георгий предложил:
— Хотите, Лиза, я покажу вам весь Кавказ?
Она весело согласилась. Начались совместные поездки. На такси, автобусах и электричках они объехали все Черноморское побережье Кавказа. Кружились они вблизи военных, аэродромов, когда там проводились полеты, возле оборонных предприятий, портовых сооружений. Старался Пападопулос отыскать ракетные части. И везде, где бы они ни находились, Георгий неутомимо щелкал затвором фотоаппарата. Елизавета позировала ему всюду: на берегу моря, возле каких-то строений. В поисках нужного фона приходилось взбираться на скалы или продираться сквозь заросли кустарника.
Так пролетел месяц. Возвратились в Новороссийск в сумерки и остановились переночевать у одного дальнего родственника Пападопулоса. С веранды этого дома Георгий утром сделал еще несколько снимков. Отсюда, со взгорья, открывался вид на акваторию порта. Весь он, с кораблями у причалов, с ажурными стрелами кранов, с длинными приземистыми пакгаузами лежал как па ладони. Видны были даже антенны радарных установок, вращающихся на дальнем мысе.
Обратный путь в Москву проходил менее весело. Георгий стал мрачен, с Елизаветой говорил все холоднее и больше молчал, отвернувшись к окну. Расстались они в центре Москвы совсем сухо. Георгий пообещал как-нибудь заглянуть.
Знакомство с Лизой было им использовано исключительно для маскировки шпионской работы, а она просто ни о чем не догадывалась. Однако, когда Пападопулос был разоблачен, ей пришлось предстать перед судом в качестве свидетельницы. Много горя принесла ей эта мимолетная связь, горькими слезами заливалась молодая женщина, узнав, в какую авантюру вовлек ее симпатичный, обаятельный и такой любезный и щедрый мужчина. Ей пришлось проехать по тому же маршруту еще раз, но на этот раз — со следователем.
Расставшись с Елизаветой В., Георгий отправился к другой «подруге» — Цилии 3. В этот раз она была особенно нужна Пападопулосу. Вернее не она, а ее фотолаборатория, в которой он и заперся почти до утра. Нужно было проявить и отпечатать довольно обширный материал и передать его в посольство Моливиатису.
Наутро, отдохнув и приведя себя в порядок, Пападопулос направился в греческое посольство. Бодро шагая по тротуару и помахивая чемоданчиком, он весело оглядывал московские улицы. Навстречу ему шел высокий мужчина в темно-синем костюме. Инстинктивно Пападопулос отскочил было в сторону, но его крепко ухватили за руки, а у тротуара, уже притормаживала «Волга». Шпионской карьере Пападопулоса был положен конец.
...Оставшись в Кентау без Георгия, Химанидис не прекратил своей деятельности. А задержание его органами милиции за нарушение паспортного режима, казалось, усилило его злость и влило в него новые силы. Но все же он был напуган и выходил теперь только вечером, осторожно озираясь по сторонам. Деятельность его заключалась в поисках недовольных греков, желающих уехать из Страны Советов. Он всячески склонял таких к составлению заявлений о желании покинуть СССР, обещая переслать их в греческое посольство, вел обработку доверчивых людей с антисоветских позиций. От себя и своих сыновей написал жалобу на имя министра внутренних дел Греции. В этом заявлении, содержащем ту же клевету на положение греков в Казахстане, был призыв к греческим властям: «Освободить греков из-под тирании коммунистов». Но теперь, когда Пападопулос уехал неизвестно куда и насколько, у Химанидиса возникла проблема, как доставить подготовленные документы в греческое посольство.
К этому времени Химанидис попал в поле зрения чекистов. Стало известно о его антисоветских высказываниях, а факты, которые он упоминал в своих разговорах, очень походили на те, что приводились в документах греческого посольства и МИДа Греции. Стало известно, что Химанидис упорно ищет человека, едущего в Москву. Это насторожило чекистов: видимо, Химанидис хотел что-то переслать в посольство с надежным человеком, не решаясь доверить письмо почте. Было решено, что ему следует помочь с оказией...
Тетушка Харитиди получила направление на лечение в одну из больниц Москвы и стала собираться туда. Едва слух об этом дошел до Химанидиса, он тут же навестил ее. Расспросив о здоровье, посочувствовав, что пожилой женщине приходится ехать в такую даль, Химанидис незаметно перешел к интересующей его теме.
— Я пока, слава богу, чувствую себя ничего, а на родине, надеюсь, мне будет еще лучше. А вы, тетушка, не собираетесь уехать в Грецию?
— Да нет. Что мне там делать?
— А я хоть сейчас туда бы улетел. Только вот никак не могу переслать документы в посольство. Все надежного человека нет. Может, вы мою просьбу выполните?
— Где уж мне! Я ведь неграмотная. Да и в Москве до сих пор ни разу не была.
— Ну, вам и искать ничего не надо и ездить никуда но придется. Вот только позвоните консулу Венеционосу по телефону и скажите, что привезли документы старика Химанидиса и где вас найти.
В Москве Харитиди определили на стационарное лечение, и она в первые дни из больницы никуда не выходила. Через несколько дней, путая греческие и русские слова, она кое-как рассказала соседкам по палате, что ей надо позвонить греческому консулу. По ее просьбе одна из женщин помогла набрать номер телефона, записанный на аккуратно свернутом листке бумаги. К телефону подошел сам консул.
Вещественные доказательства по делу Пападопулоса.
Тетушке Харитиди польстила любезность господина Венеционоса, и она тут же поспешила поделиться с женщинами, какой он заботливый, обещал даже сам через час приехать к ней. Тетушка Харитиди не обратила внимания, что слушавшая ее рассказ санитарка тут же ушла, и еще добрых полчаса умилялась, мол, что значит — родина, даже здесь чувствуется ее забота. Наконец, тетушка Харитиди спустилась в вестибюль и стала ждать Венеционоса.
После приветствий они сели. Венеционос обратил внимание, что слева и справа были люди, но выбирать не приходилось. А тетушка Харитиди, не помышлявшая ничего дурного и не подозревавшая ни о чем, заговорила:
— Старый Георгий Химанидис просил меня передать вам привет. А еще он просил отдать вам его документы, потому что он хочет выехать в Грецию.
При имени Химанидиса мужчины с обеих сторон сталн прощаться с больными, и Венеционос, отлично говоривший по-русски, понял их и обрадовался, что они сейчас уйдут, но тут тетушка Харитиди протянула ему пакет, и Венеционос машинально взял его. В то же мгновение что-то ослепительно блеснуло, а кисть господина греческого консула схватила сильная рука только что прощавшегося мужчины. Венеционос попробовал вырваться и сунуть пакет в карман, но это не удалось.