Венеционос сник: его поймали с поличным. И он понимал, что никакие увертки не помогут, так как он не сомневался, что в пакете были не документы Химанидиса, а очередные пасквили и донесения.
Задержание Пападопулоса и Венеционоса с поличным было проведено блестяще. В руки советских чекистов попали неопровержимые материалы, подтверждающие, что Пападопулос и Химанидис вели антисоветскую и шпионскую работу, а Венеционос и Моливиатис занимались деятельностью, несовместимой с положением дипломатических работников.
Греческие дипломаты-разведчики были выдворены из СССР, а Пападопулос и Химанидис привлечены к ответственности за свою шпионскую деятельность.
Ю ЛУЗЯНИН
ПАРОЛЬ УТРАТИЛ СИЛУ
До этого случая Люба Насыпайко в здании Майского районного отделения МГБ не бывала и вообще в органы госбезопасности не обращалась. И теперь, открывая входную дверь, заметно волновалась. Не потому, что боялась. Нет, она не из боязливых, да и не чувствовала себя в чем-либо виноватой. Ее одолевала совсем другая мысль: «А что, если Илья пошутил, и она своим заявлением в органы поставит себя и его, родного брата, в неловкое положение? Нет, все же пусть проверят...»
В заявлении Насыпайко писала, что ее мужа и брата Илью, рабочих Ангренсорской геологоразведочной партии, сманивает бежать за границу какой-то Николай Семенович, их приятель по работе, обещая подарить им за границей моторную лодку...».
Когда ее спросили, кто этот «приятель», она, не зная его лично, ничего о нем сказать не могла, кроме того, что, по словам брата Ильи, это очень богатый человек, но состояние у него находится за границей. Там же проживают его братья.
В геологоразведочной партии оказался всего один Николай Семенович, — это был реэмигрант из Китая Кришталь, прибывший в СССР в ноябре 1947 года. В личном деле Кришталя значилось, что в геологическую партию Кайнаминской геологоразведочной экспедиции он прибыл в апреле 1948 года по назначению карагандинского треста «Казуглегеология». Начав работу прорабом горных работ, Кришталь вскоре возглавил один из отрядов этой экспедиции.
«Смотри-ка, как быстро пошел вверх»,— подумал Федор Степанович Полторацкий, ответственный сотрудник Павлодарского управления МГБ, которому была поручена проверка заявления Любы Насыпайко.
Просматривая документы личного, дела Кришталя, Федор Степанович обратил внимание, что в нем подшита никем не заверенная копия диплома, выданного Харбинским промышленным училищем. «Документ» свидетельствовал, что Кришталь Николай Семенович окончил названное училище в 1929 году и получил звание горного техника.
Вместо трудовой книжки к делу была приобщена справка о его работе в течение трех месяцев на Северо-Уральском бокситовом руднике.
«Только и всего? Чем же он занимался раньше, ведь ему уже около пятидесяти лет. Как и когда он оказался за границей?» Один вопрос тянул за собой другой, словно ухватился Полторацкий за цепочку.
Вопросов было много, а ответов... Ответы надо искать, не откладывая дела в долгий ящик, потому что сигнал был острый и серьезный.
Подготовив несколько писем, Федор Степанович задумался. Телефонный звонок прервал его мысли.
— Слушаю вас,— поднял он трубку и услышал голос начальника отдела Александра Михайловича Малкова.
— Чем вы сейчас заняты?
— Поступил сигнал на реэмигранта Кришталя, товарищ майор, и я...
— Очень хорошо,— перебил его спокойный голос,— зайдите ко мне.
— Садитесь и читайте, а затем поговорим, — протянул майор исписанный листок Полторацкому.
Чуть не в первой же строчке в глаза бросилась фамилия «Кришталь», и Полторацкий посмотрел на майора. Тот молча кивнул головой, предупредив невысказанный вопрос, и Федор Степанович углубился в чтение письма.
«На вечеринке геологов,— читал Федор Степанович мелкий убористый почерк, — я познакомился с реэмигрантом Кришталем Николаем Семеновичем и был свидетелем его антисоветских суждений». Далее приводились многие дословные высказывания Кришталя. Геологи дали ему отпор, один ив них, Зенков, даже полез с ним драться, но этому помешала сожительница Кришталя Ольга Васильевна Муратова. Извинившись перед гостями, она увела Кришталя домой...»
Когда Полторацкий закончил читать, Малков спокойно спросил:
— Что вы на это скажете?
— Не исключено, что он вынашивает мысль о побеге за границу,— задумчиво ответил Федор Степанович.— Очевидно, Насыпайко написала нам правду о нем...
Вернувшись от начальника к себе, Федор Степанович, не включая свет, постоял у стола, а потом раскрыл окно. Глубоко вдыхая всей грудью прохладу, он засмотрелся на тусклое зеркало Иртыша, на яркие светлячки бакенов, выстроившихся по излучине реки в две линии, образующие тупой угол. Над водой прокатился низкий гудок. Полторацкий посмотрел на север. Небольшой буксир, расцвеченный ходовыми огнями, медленно волок темную тушу баржи.
«Хорошо бы,— подумал Федор Степанович,— посидеть на берегу да искупаться...» Но надо было по всем вопросам, которые они обсудили с начальником, набросать план мероприятий, чтобы утром внести последние уточнения и представить для утверждения руководству управления. Вздохнув, он закрыл окно и сел за стол...
Сделав все, что было можно для проверки двух писем, и предусмотрев необходимые меры к предупреждению возможного побега Кришталя с территории Павлодарской области, Федор Степанович выехал в Майский район, чтобы обстоятельно побеседовать с Насыпайко, а также проверить ее мужа Николая Соловьева и брата Илью. Как они реагировали на предложение Кришталя о совместном нелегальном уходе за границу?
Проселочная дорога то прижималась к правому берегу Иртыша, то отходила от него в степь. Шофер Александр Иванович время от времени останавливался, осматривал машину, подливал воды в радиатор. Дважды в такие остановки они закусывали, а потом ехали дальше. Оставив позади две сотни километров, они под вечер увидели село. К нему через реку переправились, когда уже совсем стемнело. Беседа с Любой Насыпайко была полезной для дела. Федор Степанович еще раз убедился в правоте ее заявления» Соловьев же и Илья Насыпайко, как показала проверка, от предложения Кришталя отказались тогда же, когда он говорил с ними. Узнав об этом, Полторацкий решился на проведение личных бесед с Насыпайко и Соловьевым. Оба они подтвердили, что Кришталь обращался к ним с таким предложением.
— Я и сам хотел сообщить об этом куда следует,— сказал Соловьев,— но все не выдавалось подходящего случая. Мы ведь несколько месяцев безвыездно жили в степи. С этим предложением Кришталь обратился к нам не сразу,— рассказывал он далее.— Долгое время вертелся около нас, часто делился своими взглядами на жизнь в Советском Союзе, а когда узнал, что мы раньше работали в Южно-Атасуйской геологоразведочной партии, пытливо расспрашивал, что ищет в недрах земли эта партия, куда отправляли на анализ керны, имеет ли партия специальную технику и интересовался многими другими подробностями, которые в общем дают возможность определить направление поисковой работы...
Почти то же рассказал и Илья Насыпайко.
Выслушав доклад Полторацкого о результатах поездки в Майсккй район, Малков сказал:
— Собранные вами материалы очень ценны, оставьте их у меня для доклада руководству управления, а сейчас займитесь поступившим в ваше отсутствие еще одним сигналом по этому делу. Кришталь усиленно навязывается в близкие приятели к кассиру Кайнаминской экспедиции Губанову. Надо это срочно проверить. Не подбирается ли этот делец к кассе. Да, возьмите у секретаря еще один документ о поведении Кришталя в быту.
Полторацкому скоро удалось выяснить, что Кришталь действительно усиленно пытался установить близкие приятельские отношения с Губановым с целью получения от него рекомендательного письма к его сестре, которая проживала в Москве. И эта цель оказалась довольно подозрительной: муж сестры Губанова служил в Министерстве морского флота СССР и располагал некоторыми служебными и государственными секретами. Как-то Кришталь вновь начал разговор об этом. Тогда Губанов спросил, зачем ему нужно рекомендательное письмо.