Когда убирал последние пару досок я обнаружил что сама косилка стоит на довольно толстой миллиметров тридцать стальной пластине. Принимая во внимание ее длину и ширину а она была чуть шире и длиннее чем сама газонокосилка, она была довольно тяжёлая и поэтому за нее можно было выручить вообще неплохие деньги. Воодушевленный открытием я выкатил косилку из сарайчика чтобы хорошенько осмотреть пластину. Судя по несквозным отверстиям с резьбой равномерно распределенных по периметру раньше она служила основанием для крепления на нее какого то станка, например фрезерного. Продолжив осмотр я обнаружил что плита сама выступающая из дощатого пола сарайчика приварена по периметру к другой железке которое в свою очередь заложена в бетонное основание под полом. Серьезный здесь стоял станок подумал я и серьезный здесь жил мужик подумал я. Образы старика с трясущимися руками и сизым носом и молодожена которые мне померещились когда я рассматривал гвоздь стали меркнуть. Интересно, зачем кому то в сарайчике понадобился фрезерный станок. Что на нём вытачивал его хозяин? Почему то мне казалось что он явно занимался чем то противозаконным. Вытачивал стволы или детали пистолетов? А может делал отмычки? А как же шум, соседи? Неужели никто не жаловался и никто не интересовался чем это занимается здесь владелец станка? А может я не прав и здесь стояло что то не такое шумное. Так или иначе мне надо отковыривать эту плиту чтобы на ней нажиться. Надо будет достать где то на время шлифмашинку что бы отодрать эту плиту с места. В принципе можно и ножовкой поработать но на это уйдет года два, не меньше.
Я собрал все предметы которые не представляли собой никакой ценности в большие мусорные пакеты, потом торопливо забросил все остальное обратно в сарай не заботясь особенно об аккуратности. Увлекшись разбором хлама я не заметил что резь в желудке прошла. Я почувствовал что настроение мое теперь из раздраженного стало в немного приподнятым в моей жизни появилась цель - сдать металлолом и заработать на этом немного деньжат. Теперь можно было поесть а потом определиться с тем куда и как сдавать металл.
На обед я смешал пол жестянки бобов в томатном соусе с банкой тушёнки, разогрел это все на сковородке и под шумок телевизора съел с буханкой белого хлеба и бутылкой купленного вчера пива.
Пообедав, я закурил и попивая оставшееся в стакане пиво смотрел телевизор пока не понял что за окном уже довольно темно. И стоило мне включить свет на кухне как улучшевшееся было настроение сразу же испортилось. От освещения создаваемой одной единственной лампой под потолком заливающей кухню желтым светом мне стало просто плохо. Освещение было как в камере одиночке в которой я провел много лет. Но если камера одиночка имела запертую дверь и четкие освещенные границы с минимумом обстановки то в пустом доме кроме освещенной кухни в которой я сейчас находился было ещё пара других комнат с выключенным светом и наполняющей их таинственной тишиной. Бормотание телевизора не помогало. Было не то чтобы страшно но немного тоскливо и тревожно как у постели умирающего человека в его самую длинную и последнюю ночь. Я встал чтобы включить свет в коридоре, благо, он снабжён двумя выключателями один у входной двери а другой на противоположном конце у входа на кухню. Тумблер щелкнул и одновременно с этим раздался хлопок. Перегоревшая лампа лопнула так и не осветив коридор. Свет лампы в кухне освещал только ближнюю половину коридора оставляя вторую половину в полутьме. Темнота двух других комнат выходящих в коридор напрягала. Было ощущение что сейчас кто то оттуда выйдет. Мне показалось что в темной пустоте я различаю какое то серое уплотнение висящее в воздухе. Что это? Я представил себе как в абсолютной тишине это уплотнение медленно увеличивается и из темноты комнаты в коридор вплывает висящая в воздухе улыбающаяся гипсовая посмертная маска и медленно летит на меня. Глаза ее были закрыты но я знал что она видит меня, чувствует мой страх и поэтому радуется моей беззащитности. Что бы не произошло, какое бы чудовищно-страшное событие не произошло бы здесь ее закрытые глаза никогда не откроются и улыбка не сойдёт с лица. Ведь ее сила в том что она злорадствует неотвратимому предстоящему несчастью предвкушает его, предвидит его, зная что мне уже не отвертеться, не сбежать. Она просто медленно надвигается на меня из коридора пока не заслонит собою все поле зрения а я оцепенении не смогу даже пошевелиться. Я чувствовал что от ужаса мурашки непрерывными волнами пробегают по телу, волосы встали дыбом. С трудом заставив себя сдвинуться с места, стараясь не отворачиватся от коридора я схватил плащ и через задний двор выскочил на безлюдную улицу.