Элина спрашиваетъ, не можетъ ли она купить также и котенка?
Да, если у ней останутся лишнія деньги. Но, прежде всего, она должна купить теплыя туфли.
Такъ порѣшили онѣ между собой, и никому не было никакого дѣла до того, что эти дѣти порѣшили между собою.
Только Элина должна была помнить, что цвѣты надо взять въ тотъ же день, пока они еще не завяли.
— Какихъ лѣтъ была больная дѣвочка? — прервалъ я разсказчика.
— Полагаю, лѣтъ двѣнадцати-тринадцати. Ну, да вѣдь тутъ годы не при чемъ: у меня была сестренка, она училась греческому языку еще совсѣмъ крошкой. Но Элина, какъ вамъ извѣстно, потерпѣла неудачу. Собственно говоря, наказана она не была. Полиція только постаралась нагнать на нее спасительный страхъ, и можно сказать, что дѣвочка сравнительно дешево отдѣлалась. А затѣмъ школьная учительница „занялась“ ею. Знаете ли вы, что значитъ „заняться“ ребенкомъ? Это значитъ — чѣмъ-нибудь отличать его отъ другихъ, постоянно испытывать его и тайно наблюдать за нимъ. Элину вызывали во время перемѣны:
— Милая Элина, подожди минутку, мнѣ надо съ тобой поговорить. — И ее начинаютъ усовѣщевать, дружески, но рѣшительно, въ самые неподходящіе моменты напоминая ей объ ея „проступкѣ“ и убѣждая въ необходимости испросить у Бога прощеніе.
И въ дѣвочкѣ что-то надламывается — разбивается!
Элина становится апатичной ко всему, она приходитъ въ школу неумытой, забываетъ дома книги. Находясь постоянно подъ подозрѣніемъ, вѣчно преслѣдуемая наблюдающими и испытующими взорами, она пріобрѣтаетъ привычку прятаться отъ глазъ учительницы и вообще избѣгаетъ смотрѣть людямъ прямо въ глаза. У ней мало-помалу является тотъ непріятный взглядъ исподлобья, который придаетъ ей трусливый и жалкій видъ. Когда, наконецъ, наступаетъ день ея конфирмаціи, пасторъ пишетъ ей въ назиданіе на заглавномъ листѣ ея молитвенника изреченіе, въ которомъ упоминаетъ объ извѣстной заповѣди, и всѣ люди размышляютъ надъ этимъ изреченіемъ и надъ ея прошлымъ. Тогда она уходитъ изъ церкви и покидаетъ свою каморку. Солнце озаряетъ золотистымъ блескомъ городъ, люди снуютъ по улицамъ съ цвѣтами въ петлицѣ,- и она сама ѣдетъ на прогулку за городъ — въ экипажѣ… И вотъ сегодня ночью я ее опять встрѣтилъ. Она живетъ вонъ тамъ внизу. Она стояла подъ какими-то воротами и шопотомъ заговорила со мной. Я не могъ ошибиться. Я сейчасъ же узналъ ея голосъ и узналъ красный рубецъ на подбородкѣ. Но, великій Боже, до чего она выросла и пополнѣла!
— Пойдемъ со мной, это я! — сказала она.
— Да, и я тотъ же, — отвѣтилъ я, — но какъ ты выросла, Элина!
— Выросла? Это что еще за глуности? У меня нѣтъ времени для пустой болтовни. Если же мы хочешь подняться ко мнѣ, такъ незачѣмъ здѣсь стоять и только отпугивать другихъ и мѣшать. Я назвалъ ей мое имя, напомнилъ ей о заднемъ дворѣ, о маленькой Ганнѣ, обо всемъ, что я зналъ.
— Пойдемъ къ вамъ и поболтаемъ немного обо всемъ этомъ, — сказалъ я.
Когда мы пришли къ ней, она спросила, угощу ли я ее какой-нибудь выпивкой. Да, вотъ какой она стала!
— Подумайте-ка, будь тутъ маленькая Ганна, мы могли бы, какъ бывало, посидѣть втроемъ и болтать о разныхъ разностяхъ.
— Ну, что вы за вздоръ городите, — возразила она съ рѣзкимъ смѣхомъ. — Кажется, вы опять впадаете въ дѣтство.
— А вы развѣ никогда не думаете о Ганнѣ?
Она, взбѣшенная, плюнула на полъ.
— Ганна и вѣчно Ганна! Неужели же я воображаю, что она еще дитя? Все, что касается Ганны, осталось далеко позади, и какая же это, въ сущности, пустая болтовня! Не велѣть ли принести выпить чего-нибудь?
— О, да, конечно!
Она сейчасъ же встала и вышла. Рядомъ изъ сосѣднихъ комнатъ доносились ко мнѣ голоса, хлопанье пробокъ, ругань, слабые заглушенные крики. Двери открывались и съ шумомъ захлопывались; по временамъ кто-то выходилъ въ коридоръ, громко звалъ прислугу и отдавалъ какія-то приказанія.
Элина вернулась. Она хотѣла непремѣнно сидѣть у меня на колѣняхъ и закурила папироску.
— Отчего я не могу сидѣть у тебя на колѣняхъ? — спросила она.
— Какъ давно вы здѣсь?
— Не знаю хорошенько, да и не все ли равно? Prosit!
Мы выпили. Она стала напѣвать совсѣмъ безъ голоса мелодію какой-то идіотски-нелѣпой шансонетки, слышанную ею въ какомъ-нибудь загородномъ кабачкѣ.
— Гдѣ вы этому научились, Элина?
— Въ Тиволи.
— Вы тамъ часто бываете?